"Владимир Богомолов. В кригере " - читать интересную книгу автора

потертую, с полевыми петличками и пуговицами защитного цвета, в нескольких
местах пробитую пулями и двумя осколками и старательно заштопанную, побывавшую в
Европе на Немане, на Висле, на Одере и на Эльбе, а в Азии - на Амуре и Сунгари и
обманувшую всех: полтора года она не только верой и правдой служила мне, но и
была поистине бесценным талисманом - полтора года я фанатично верил, чти пока
она на мне или со мной, меня не убьют, и меня ведь действительно не убили; при
выписке я обрадовался ее возвращению и, понятно, не пожелал бы никакой другой,
однако представительного вида она опять же не имела и защитить меня в кригере от
властной ведомственной воли кадровиков никак не могла. Естественно, внешне, по
обмундированию я выглядел не ротным командиром, прошедшим Польшу, Германию и
Маньчжурию, не благополучным трофейно-состоятельным офицером-победителем, а
скорее всего захудалым Ванькой-взводным из тыловой, провинциальной или даже
таежной гарнизы.
Монетка вращалась на ребре все медленнее и в любое мгновение могла улечься
вверх решкой, а я был бессилен овладеть ситуацией, хотя говорил и делал все
возможное и насчет академии ничуть не обманывал. Я стоял без преувеличения
насмерть, но меня дожимали, вытесняли с занимаемой позиции, и надо было срочно
от обороны переходить к наступлению, надо было атаковать -- немедленно!
- Товарищ подполковник, разрешите... - сделав волевое решительное лицо,
громко, пожалуй излишне громко, проговорил, а точнее, выкрикнул я. -- Меня ждут
в академии, в Москве!.. Я не могу!!! Я должен туда прибыть!!! Я ведь зачислен -
честное офицерское!..
- Вы что здесь себе позволяете?!! - вдруг возмущенно и оглушительно закричал
обгорелый майор. - Фордыбачничать?! Вы кому здесь рожи корчите?!. Ка-кая
академия?!! Вы что - ох.ели?!! Вам объяснили, а вы опять?!! - в сильнейшей
ярости проорал он. - Вы что, на базаре?!! Чуфырло!!!
При этом у него дергалось лицо и дико вытаращились глаза, он делал судорожные
подсекающие движения нижней челюстью слева направо, и мне стало ясно, что он не
только обгоревший, но и тяжело контуженный, или, как их называли в госпиталях и
медсанбатах, "слабый на голову", "чокнутый", "хромой на голову", "стукнутый" или
даже "свободный от головы", что означало уже полную свободу от здравого мышления
и любой ответственности. Я видел и знал таких сдвинутых, особенно меня впечатлил
и запомнился Христинин в костромском госпитале, старшина-сапер, подорвавшийся в
бою на мине и потерявший зрение и рассудок. Незадолго до моей выписки, где-то в
середине декабря, при раннем замере температуры перед побудкой, еще в
предрассветной полутьме, молоденькая медсестренка ставила ему градусник,
нагнулась, а он, спросонок, возможно, приняв ее за немца и дико заорав, обхватил
намертво обеими руками за голову и напрочь откусил кончик носа. Таких, как этот
гвардии майор, я видел не раз и в медсанбатах, - я сразу сообразил, с кем имею
дело, и потому внутренне сгруппировался и был наготове увернуться, если бы он по
невменяемости запустил бы в меня стакан с горячим чаем. Я знал, что для таких,
как он, откусить кому-нибудь нос или проломить без всяких к тому причин и
оснований голову - пустяшка... все равно, что два пальца обоссать.
Он заорал на меня с такой ошеломительной яростью, что в кригере вмиг
наступила тишина, затем плащ-палатки посредине раздвинулись и оттуда, с той
половины на эту, шагнул саженного роста, амбального телосложения капитан с
орденами Александра Невского и Красной Звезды и гвардейским значком над правым
карманом кителя. Его властное, красивое, с темными густыми бровями лицо дышало
решимостью и готовностью действовать, и посмотрел он на меня с неприязнью,
угрожающе и с невыразимым презрением. Подполковник, уловив или услышав движение