"Владимир Осипович Богомолов. Зося " - читать интересную книгу автора

брат...)» следующие слова: «С глубоким прискорбием сообщаем,
что...»
Это также было, конечно, вольностью и отклонением от формы и образца,
но я решил, что подобная отсебятина, смягчающая официальную сухость
похоронных, желательна и просто необходима. Если же в штабе бригады не
захотят заверить мою самодеятельность печатью, что ж, я перепишу все заново
- в батальоне имелось еще тысячи две чистых бланков.
Часов в десять утра приехали поверяющие из бригады: начальник строевого
отдела, немолодой, молчаливый и неулыбчиво-строгий капитан и инструктор
политотдела, подвижной и шумный старший лейтенант, тоже в годах; увидев
меня, он еще с улицы, достав из машины связку свежих газет и брошюр, громко
и радостно закричал, что наши войска штурмом овладели городами Нарвой и
Демблин (Иван-город).
Нарва находилась где-то далеко на северо-востоке, под Ленинградом, а
Демблин - где-то южнее Белостока и тоже неблизко; я никогда не был ни там,
ни там, и эти с боями взятые города представились мне в ту минуту с чисто
писарской, наверное, точки зрения - многими пачками похоронных.
Я поднялся и доложил, с недовольством подумав, что теперь у меня
отнимут немало времени, однако, к счастью, они сразу же отправились в
подразделения.
Похоронные заняли у меня не менее шести часов, причем я даже
представить себе не мог, сколь разбитым, расстроенным и опустошенным буду
чувствовать себя по мере того, как передо мной вырастала стопа заполненных
извещений. Я писал, охваченный скорбными мыслями и воспоминаниями, и мог
только позавидовать Витьке и Кареву: не ведая моих переживаний, они
занимались с бойцами, и оттуда, из-за деревни, где маршировали остатки
батальона, доносились слова бодрой строевой песни:
Шко-ола мла-адших командиров
Ком-состав стра-не лихой кует.
Сме-ело в бой идти готовы
За-а трудящийся народ!
В сме-ертный бой идти готовы
За трудящийся народ!
Как и вчера, стоял чудесный солнечный день, жаркий, но не пеклый, и так
славно, так изумительно пахло яблоками и медом. Как и вчера, Зося с утра
возилась по хозяйству около хаты и на огороде, выполняя разную легкую
работу, причем пани Юлия не однажды останавливала ее, стараясь по
возможности все сделать сама. Я уже заметил, что она тщательно оберегает
Зосю, как без меры, до баловства любимую дочку, единственную у матери,
потерявшей в боях с немцами еще осенью тридцать девятого года сына и мужа.
Пробегая поутру через сад, Зося на ходу приветливо бросила мне:
«Дзень добры!» - и я смущенно пробормотал ей вслед: «День
добрый...» Я сидел, переставив стол так, чтобы густая огрузлая ветвь
яблони свисала у самого моего лба, прикрывая оцарапанное лицо.
Потом Зося еще много раз, напевая что-то игриво-веселое, проходила или
пробегала мимо меня, то с маленьким ведерком - носила воду в бочки на
огород, - то с цапкой или еще с чем-то.
Поглощенный похоронными, я уже не смотрел ей вслед, как вчера; я вообще
почти не поднимал глаз и если видел ее мельком, то лишь случайно,
непреднамеренно. Отвлекаться и обращать на нее внимание представлялось мне в