"Владимир Осипович Богомолов. Зося " - читать интересную книгу автора

спрятать крестик, однако Зося, пунцово-красная, разгневанная, уставясь прямо
перед собой, сидела, не двигаясь, только взволнованно поднималась маленькая
грудь.
В напряженной тишине угрожающе сопел Витька, и, зная его, я, конечно,
понимал, что стерпеть подобную демонстрацию и промолчать он будет просто не
в состоянии.
- Кстати, у нас, в Советском Союзе, - вдруг послышался голос Карева, -
свобода вероисповедания! И чувства верующих уважаются государством!
Он сказал это, ни к кому, собственно, не обращаясь, отчетливо и так
громко, словно выступая перед большой аудиторией. Витька исподлобья
посмотрел на него, сосредоточенно соображая, вероятно, смекнул, что в данном
случае не следует выставлять принцип и что лучше уступить, и, наконец,
пересилив себя, заговорил со Стефаном о хлебах.
Спустя буквально минуту он, словно ничего и не было, радушно беседовал
с пани Юлией и Стефаном и даже улыбался, однако Зося успокоилась и отошла
еще не скоро. Напрасно Карев старался отвлечь ее, рассмешить или как-то
расшевелить - она сидела все еще оскорбленная, молчаливая и строгая, не
замечая Витьки или, во всяком случае, не глядя в его сторону. Прошло
порядочно времени, прежде чем она несколько смягчилась и начала улыбаться,
однако крестик так и не убрала - он по-прежнему висел поверх блузки.
Между тем Витька, сварив в крепком мясном бульоне пельмени, сам
разложил их на тарелки и показал, как надо их есть, хорошенько полив
сделанным им по особому рецепту острым соусом из уксуса и горчицы. Готовил
он необычайно вкусно, а пельмени по-сибирски были его коронным блюдом, и
неудивительно, что, отведав, и пани Юлия, и гости отметили его кулинарное
искусство и довольно быстро опустошили два больших блюда. Мне очень
нравилась Витькина стряпня, и, наверно, я тоже съел несколько штук, но точно
не знаю - в тот час мне было не до пельменей.
Все это время я то и дело поглядывал на Зосю, впрочем, думается, не
больше, чем на Стефана или пани Юлию. Только на них я смотрел, не стесняясь,
преимущественно по необходимости, для маскировки, а на Зосю - украдкой, как
бы мимолетом и невзначай, млея от нежности и затаенного восторга.
Даже когда я не смотрел на нее, я каждый миг ощущал ее присутствие и не
мог думать ни о чем другом, хотя пытался прислушиваться к разговору,
улавливал отдельные фразы и даже улыбался, если рядом смеялись.
Со мною творилось что-то небывалое. Еще никогда в жизни я не испытывал
такого волнения при виде девушки или женщины, хотя влюблялся уже не раз,
причем впервые, когда мне было всего пять или шесть лет и моей
«пассии» примерно столько же. Последний же предмет моих
сокровенных вздыханий, санитарка из соседнего батальона Оленька, была в
начале наступления тяжело ранена и находилась где-то в тыловом госпитале,
ничуть и не подозревая о моих чувствах.
Тогда, в юности, я частенько говорил стихами, справедливо полагая, что
очень многие мысли и желания выражены поэтами несравненно лучше, ярче и
точнее, чем это удалось бы мне. И сейчас в голове моей неотвязно вертелось:
Дорогая, сядем рядом,
Поглядим в глаза друг другу...
Ах, если бы я смел сказать это Зосе, если бы я только мог и умел!..
Разговор по-прежнему велся главным образом между Витькой и Стефаном -
хозяйственный, по-крестьянски обстоятельный и во многом непонятный для меня