"Юрий Бондарев. Родственники (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Но я не хотел, это не так, - ответил Никита неловко, пытаясь понять,
почему мать в этом предсмертном письме просила о его переводе в Москву. -
Мать сказала мне в больнице, что я должен буду поехать к вам. Когда
передавала письмо, она только об этом просила.
Он замолчал. Греков наблюдал за Никитой с горьким ощупывающим
выражением.
- Ваша мать была известной ученой... И в Ленинграде у вас, должно быть,
большая квартира.
- У нас не было большой квартиры, - возразил Никита. - А две комнаты в
общей... Нам с матерью не было тесно. Потом, когда мать положили в
больницу, я сдал комнаты полковнику. Соседу, у него четверо детей... А сам
только приходил ночевать. После смерти матери я попросил койку в
общежитии. В университете. Мне обещали.
- Но для чего, для чего вы сдали свои комнаты?
- Мне нужны были деньги.
Греков вдруг спросил суховато:
- Что? Разве вы не получали стипендии?
- Получал. Но мать полгода лежала в больнице, - сказал Никита и, сказав
это, увидел заалевшие, как от внутреннего жара, щеки Георгия
Лаврентьевича. - И я хотел, чтобы... Разве вы не знаете, для чего нужны
деньги, когда кто-нибудь болеет?
Георгий Лаврентьевич молчал, пристально смотрел в стол, сутулясь; его
белые нависшие брови двигались, он будто прислушивался к своему дыханию.
Это прислушивающееся, углубленно-растерянное выражение удивило Никиту, и
удивил его голос, ослабленный, разбитый:
- Скажите, Вера... моя сестра говорила что-нибудь перед смертью о своей
молодости? Она мучилась, жалела о чем-нибудь?
- Нет, - сказал Никита. - Я не знаю.
- И у нее были слабости, - безжизненным голосом сказал Греков и
утвердительно прикрыл глаза. - И у нее...
На письменном столе опять зазвонил телефон. Греков вздрогнул, потом
невнимательно поднял и опустил кончиками пальцев трубку; телефон снова
затрещал требовательным звонком, отдаваясь в ушах.
В дверь постучали, и голос Ольги Сергеевны:
- Георгий, можно? К тебе пришли из комитета. И звонят из газеты.
Греков выпрямился в кресле и почти неприязненно повернулся к двери.
Затем в руках его мелькнуло, зашуршало письмо матери, взятое со стола;
колыхая широкими рукавами халата, он как-то чересчур суетливо засунул
письмо под бумагу, выскочил из-за стола и своей нервной танцующей походкой
подбежал к двери, отдернул портьеру.
- Оленька! - решительным и вместе умоляющим тоном крикнул он в
приоткрытую дверь. - Из комитета в два, в два часа, я предупредил! Я
занят. Кто там? Пискарев? Пусть подождет! И прошу, пожалуйста, или
выключить телефон, или всем говорить, что я болен. Неужели нельзя меня
избавить от телефонных разговоров по утрам? Опять консультация? Я не стол
справок. Есть другие специалисты, наконец!
- Ты должен принять Пискарева, - с вежливой настойчивостью ответила
Ольга Сергеевна. - Ты должен и обещал. Ты забыл? И подойди, пожалуйста, к
телефону.
- Я никому ничего не должен, это немыслимо! - Греков в отчаянии даже