"Юрий Бондарев. Игра (Роман)" - читать интересную книгу автораразличая в кресле напротив стола самого себя - свое лицо с тенями утомления
под глазами, летний костюм, голубоватую, свежую, но ставшую влажной под мышками сорочку. - Сколько лет вот этому человеку с сединой в волосах? И похож ли он на внешне респектабельного убийцу своей любовницы, на героя какого-то детективного зарубежного фильма, из жизни самовлюбленных интеллектуалов?" - Вы повнятнее выразите, Иван Ксенофонтович, что конкретно вы имеете в виду? - повторил Крымов бесстрастно. - И вообще, что вы можете утверждать, не зная ровно ничего? Вернее, не зная ни хрена, говоря по-солдатски... - Осторожней, осторожней! - выкрикнул Балабанов и затряс тяжелыми щеками. - Вашими делами сомнительного свойства, мягко выражаясь, занимаются другие организации, а я не желаю ими интересоваться! Что же касается вашего безнравственного поведения по отношению к водителю студийной машины Степану Гулину, то здесь... "...то здесь он, как директор студии, сделает выводы. Впрочем, со стороны это и смешно, и непостижимо: я ударил шофера! Интеллигентный человек... Но что бы сделал этот благоразумный Балабанов, когда она лежала без сознания на траве, а машины на месте не было? Что он, Балабанов, сделал бы, увидев кольца губной помады на окурках чужих сигарет, торчащих из пепельницы в дверце машины, прибывшей наконец через сорок минут? Испытал бы он ту ярость против шофера, куда-то уехавшего (вероятно, подвозившего дачников), когда она в это время умирала? Да, непостижимо. Но Балабанов - многоопытный лицедей. Должно быть поэтому мне особенно неприятен его вибрирующий бас, краснота его лба и шеи, его ежеподобная голова и, главное, его ежиные глазки, которые он упорно прячет, сохраняя солидность, опасаясь - Вполне могу вообразить, как вы перестрадали в том серьезном учреждении, отвечая на вопросы. Приношу извинения за доставленные вам неприятные минуты, - насмешливо проговорил Крымов, глядя на неспокойно заелозившие брови Балабанова, и вновь увидел себя в затянутой туманцем дали: овал бледного лица, та же поза в кресле - и больно кольнувшее опасение впервые серьезно обеспокоило его: "Что же я - до предела устал? И не могу выйти из штопора? Так и пропаду". Балабанов сказал густо: - Вы правы, не испытывал удовольствия, отвечая на вопросы, н-да-с! - Вы недоговорили: дорого стоит контрабас. Однако, надо полагать, ваши ответы не были одного только черного цвета. Поэтому я не спрашиваю, Иван Ксенофонтович, что и как вы отвечали. Я хочу другое знать: что вы решили с фильмом в дни моего отъезда? - Сожалею. Снимать вы пока не будете. - Что значит "пока"? Крымов оттолкнулся от подлокотников и быстро встал с напряженностью, с секундной темнотой в глазах ("О, как мне нехорошо, какая слабость!"), и тотчас перед ним - через стол - возникла неуклюжая фигура Балабанова, покатоплечего и толстого в поясе, всполошенно поднятого из кресла силой какого-то страха, смывшего багровость с его лица. И Крымов, дивясь смешной мысли, представил, как растерянно вскрикнул бы он и отшатнулся, опрокидывая кресло, этот осторожный еж Балабанов, если бы только одним пальцем погладить его сейчас по крупному носу, говоря: "Милый вы мой страдалец за истину". - Извините, я, кажется, испугал вас, - сказал Крымов, насмешливым |
|
|