"Юрий Бондарев. Игра (Роман)" - читать интересную книгу автора

великие соплеменники! - сказал он ёрнически-умиленно, с монашеским истовым
поклоном, ставшим почему-то в последнее время модным, как и сентиментальные
мужские лобзания в актерской среде, и, робко покашляв в кулак, ссутулясь,
бормоча "чичас я, чичас", услужливым жестом лакея из пьесы прикрыл из
коридора дверь, с удовольствием заметив при этом обмершие лица Козина и
секретарши. - Клоун, паяц, грошовый актер, - сказал он вслух и засмеялся в
полутемном коридоре, презирая себя за то, что было противно ему, но с чем не
мог и не хотел сейчас справиться, неизвестно почему. "Да что это за нелепое
паясничанье! Как будто я в неуемной гордыне лишаю всех способности быть
разумными людьми. И какой же второй человек во мне подсказывает эту игру,
которая противна моей душе?"
Но, идя по студии в съемочную группу, попадая то в затемненные туннели
коридоров, то в солнечные обвалы обильного света на стеклянных галереях, за
которыми открывался студийный двор (а там над тополями стояло счастливое
сияние летних облаков), он снова вспомнил день гибели Ирины, похожий на
сегодняшний день жарой, блеском, зеленью. Тогда он тоже шел в съемочную
группу, а она ждала его в комнате директора картины, чтобы поехать в
Спасский монастырь на освоение натуры, где предполагалась съемка одного из
эпизодов. В тот день он шел по этому коридору не сомневающимся в прочности
всего земного человеком, и было у него утреннее, свежее настроение. Все
складывалось удачно, обещающе, найдена наконец и утверждена актриса на роль
главной героини, и съемки должны были начаться в августе.
Теперь в закоулках и переходах многочисленных коридоров ему поминутно
встречались знакомые лица, одни будто бы случайно отворачивались с деловым
выражением спешащих людей, другие, похоже было, здоровались неуловимым
движением подбородка, иные жадно засматривались прямо в зрачки с остренькой
неутоленностью любопытства, которое терзало многих, готовых и защищать, и
осуждать его за щекочущую нервы тайну смерти молоденькой и талантливой
актрисы.

Глава третья

Зимой она жила в Ордынке, у родственницы, но в начале лета переехала в
простенькую гостиницу "Балчуг", сохранившуюся на Пятницкой, против старого
моста через Канаву. Это был уголок относительно тихий, замоскворецкий, где,
мнилось, понемногу кончалось буйство центральных улиц с их бегущими толпами
на переходах, нескончаемым сверканьем машин, грохотом, вонью выхлопных
газов, очередями за мороженым и соком, переполненными до банной духоты кафе,
людскими круговоротами на Театральной площади, в Столешниковом, на Петровке.
Уже близ гостиницы узкие улочки по ту сторону Канавы напоминали бывший
купеческий город некой обманчивой уравновешенностью, крошечными булочными с
тюлевыми занавесками в витринах, старомодными зеркалами парикмахерских
(опахивающих из дверей облаками "Шипра"), древними липами, еще оставшимися
там, где раньше были заборы, арками ворот, голубятнями в заросших травой
двориках. Эту часть Москвы с открытым небом, не всюду уродливо и
прямоугольно загороженным американоподобными чужестранцами, Крымов снимал в
довоенных эпизодах картины о сорок первом годе и полюбил скромный уют этих
не полностью разрушенных переулков и тупичков.
Когда в один жаркий полдень он подъезжал к "Балчугу", то с радостью
узнавания заметил и жидкую тень деревьев на сонной набережной, и сонную воду