"Юрий Бондарев. Непротивление (Роман)" - читать интересную книгу автора

- Однажды под Сталинградом после одного удачного поиска в
тридцатиградусный мороз пришлось так надраться, что видеть водку не могу.
- Что такое поиск?
- Разведка.
- А надраться? - Вероника подняла стрелочки бровей. - Это что значит -
напиться? Ну и лексикончик. Прелестное фронтовое арго! Впрочем, не очень
похоже, что ты вернулся с войны ангелом или толстовцем. Не пьешь, может
быть, ни одного немца не убил? Хотя...
Она чуть-чуть наморщила брови, разглядывая его ордена, договорила,
покачивая узенькой туфелькой:
- Хотя... судя по этим украшениям, ты не был на фронте
мальчиком-паинькой. Как, впрочем, и до войны. Я помню, ты был самый
замоскворецкий в классе. К тому же голубятник, связанный с уличными
ребятами.
Александр понял, что фразой этой она пыталась уколоть его, чтобы, быть
может, вновь обрести давнее превосходство над ним, и, ощутив это, он вдруг
испытал разъединяющий холодок прошедшего времени, приморозивший что-то в
душе независимо от его воли. Что же случилось с ним? Он не хотел ничего
ломать, он хотел сохранить то, что было тогда, в детском мире, о чем он
написал ей в письме из полевого госпиталя после форсирования Днепра. В этом
единственном письме, посланном им с фронта, он в несдержанном порыве к
прошлому открывал свою школьную любовь к ней, просил прислать фотокарточку,
но ни ответного письма, ни фотокарточки от нее не получил.
- Во-первых, Вероника, ордена - это не украшение, - сказал Александр,
словно не замечая ее насмешки. - Если уж хочешь, то почти каждое это
украшение оплачивается кровью. А мальчики-паиньки, как ты говоришь, на
фронте гибли в первом же деле.
Она длинно выпустила дым, сложив нежные губы трубочкой.
- И ты был ранен? Расскажи, как это было? Лежал, наверное, в поле, как
князь Андрей Болконский, и смотрел в небо. Любопытно, о чем ты тогда думал?
Вспоминал ли меня? Ведь я получила от тебя письмо... в сорок третьем году.
- Слушай, Вероника, мне не хотелось бы ударяться во фронтовые
воспоминания, - ответил Александр с насилием простодушно. - Я служил в
полковой разведке. И было все, что ты не можешь даже представить. Да и знать
тебе это не нужно.
Она с высокомерной гримасой сказала:
- Ты меня не любишь!
У него хватило воли ответить шутливо:
- Так же, как и ты меня.
Она заговорила с нарочитым капризным упреком:
- Если бы ты меня любил, как ты написал из госпиталя в сорок третьем
году, то ты присылал бы письма каждую неделю. Как другие.
- Почему каждую неделю? И кто это "другие"?
- Я знаю переписку с фронтовиками наших девочек на курсе. Письма
приходили просто через день.
- Наверно, для этого у меня не было сил. И возможностей.
Она сделала обиженные губы.
- Не было сил для любви?
И он снова ответил шутливым голосом:
- Трудно объясняться в любви по несколько раз. Как-то становится не по