"Энтони Борджесс. Вожделеющее семя " - читать интересную книгу автора

письмо в почтовом ящике, но ведь ты наверняка сможешь найти какой-нибудь
способ подать мне знак, что еще любишь меня. Ведь ты еще любишь меня,
дорогой мой, ведь любишь?" Он мог бы послать ей какой- нибудь знак любви. В
старые времена, во времена Шекспира и ламповых радиоприемников, влюбленные
посылали своим возлюбленным цветы. Теперь, конечно, остались только те
цветы, которые годились в пищу. Ну, он мог бы послать пакет супа из
первоцвета... но это значило бы лишиться части и без того жалкого пайка. Ей
хотелось, чтобы он совершил что- нибудь романтическое и дерзкое, сделал
какой-нибудь эффектный еретический жест. Озаренная внезапной идеей,
Беатриса-Джоанна написала: "Пожалуйста, когда ты в следующий раз будешь
выступать по телевизору, если ты меня еще любишь, произнеси какое-нибудь
особое слово, только для меня. Пусть это будет слово ?любовь? или ?желание?.
Тогда я буду знать, что ты продолжаешь любить меня, так же как и я люблю
тебя. Новостей никаких нет, жизнь идет так, как и всегда шла: очень скучно и
грустно".
Это была ложь. Беатриса-Джоанна подумала, что одна-то новость весьма
определенно была, но она такого сорта, что лучше держать ее про себя. Прямая
линия внутри ее, вечное, дающее жизнь копье готово было сказать:
"Возрадуйся!", но окружность рекомендовала быть осторожной. Кроме того,
между этими двумя фигурами гулял непобедимый ветерок сомнения.
Беатриса-Джоанна гнала от себя беспокойство: "Все будет хорошо". Она
закончила письмо и подписалась: "Вечно любящая тебя Беатриса-Джоанна". Затем
она вывела адрес: "Комиссару Д. Фоксу, штаб Народной полиции, Министерство
бесплодия, Брайтон, Лондон". Когда Беатриса-Джоанна дошла до слова
"бесплодие", она почувствовала легкий трепет - так не соответствовало это
слово тому, о чем шла речь в письме. Большими отчетливыми логограммами она
дописала: "Лично, в собственные руки". Потом Беатриса-Джоанна предприняла
долгое путешествие по вертикали до подножия "Эрншоу-мэншнз", где находился
почтовый ящик.
Была прекрасная июльская ночь. Высоко в небе плыла Луна, мигали огоньки
звезд и спутников Земли. Это была ночь, предназначенная для любви...
Пятеро молодых "серых" при свете уличного фонаря со смехом избивали
старика, вид у которого был совершенно ошарашенный. Судя по слабой реакции
на оплеухи и удары дубинками, он находился под обезболивающим воздействием
алка. Старик был похож на назареянина эпохи Нерона, распевающего гимны в то
время, как хихикающие звери терзают его плоть.
- Как вам не стыдно! - с ненавистью принялась выкрикивать упреки
Беатриса-Джоанна. - Это же позор! Избивать такого старого человека!
- Ты! Занимайся своим делом! - раздраженно бросил один из одетых в
серое полицейских. - Женщина, - добавил он с презрением.
Их жертве, все еще распевающей, было позволено уползти.
Беатриса-Джоанна, женщина до мозга костей, занимающаяся своим делом и
социально, и биологически, пожала плечами и опустила письмо в почтовый ящик.

Глава 3

В учительской, в стеллаже для писем, Тристрама ждало письмо от сестры
Эммы. Было четыре тридцать утра, время получасового перерыва на обед, но
звонок еще не прозвенел. Над морем, далеко за окнами учительской, разгорался
прекрасный рассвет. Улыбаясь, Тристрам повертел в руках конверт с яркой