"Хорхе Луис Борхес. Новые настроения" - читать интересную книгу автора

свободна от огрехов. В книге есть по меньшей мере один очевидный изъян,
скорее всего связанный с причудами импровизации: иные приключения непомерно
и изнурительно осложнены. Прежде всего я отнес бы это к финалу - он
настолько запутан, что утомляет читателя, но не в силах его увлечь. В этих
обременительных главах Хадсон , словно забывает, что суть его
книги -последовательность событий (такая же чистая последовательность, как в
"Сатириконе" или "Пройдохе по имени Паблос"), и тормозит дело ненужными
тонкостями. Ошибка достаточно распространенная: в подобные излишества - и
чуть ли не в каждом романе - впадал и Диккенс.
Вряд ли хоть что-то из гаучистской литературы способно встать рядом с
"The Purple Land". И жаль, если некоторая топографическая рассеянность и
несколько ошибок (или опечаток) в чьих-то глазах затмят этот факт... Книга
Хадсона - совершенно латиноамериканская. То обстоятельство, что рассказчик -
англичанин, оправдывает кое-какие пояснения и акценты, которые необходимы
читателю, но были бы абсолютно неуместны в устах гаучо, привычного к таким
вещам. В тридцать первом выпуске журнала "Юг" Эсекьель Мартинес Эстрада
утверждает, что "у Аргентины не было и нет другого такого поэта, художника и
истолкователя, как Хадсон. Эрнандес - лишь уголок той косморамы аргентинской
жизни, которую Хадсон воспел, открыл и описал... Скажем, заключительные
страницы его книги - это последняя философия и высшее оправдание Латинской
Америки перед лицом западной цивилизации и ценностями ученой культуры". Как
видим, Мартинес Эстрада, не дрогнув, предпочел творчество Хадсона самой
выдающейся из канонических книг нашей гаучистской словесности. Для начала я
бы заметил, что масштаб действия у Хадсона не в пример шире. "Мартин Фьерро"
(как бы ни бился Лугонес в попытках его канонизировать) - не столько эпопея
о наших истоках (это в 1872-м-то году!), сколько автобиография поножовщика,
испорченная бравадой и нытьем, почти что предвещающими танго. Аскасуби куда
живей, у него больше удачи и отваги, но все это буквально крохи, тонущие в
трех эпизодических томах по четыреста страниц каждый. "Дон Сегундо Сомбра",
при всей точности его диалогов, загублен желанием вознести на пьедестал
самые простецкие труды погонщика. Каждый помнит, что рассказчик здесь -
гаучо, отсюда двойная ненатуральность всего этого оперного гигантизма,
превращающего обламывание молодняка в сцену битвы. Гуиральдес срывает голос,
пытаясь пересказать обиходные хлопоты пастуха. Хадсон (как Аскасуби,
Эрнандес и Эдуарде Гутьеррес) даже самые жестокие вещи излагает, не повышая
тона.
Скажут, гаучо в "The Purple Land" показан лишь описательно, в третьем
лице. Тем лучше для точности портрета, замечу я. Гаучо замкнут и не ведает
тонких утех припоминания и самоанализа либо презирает их; так зачем
уродовать его, превращая в изливающего душу биографа?
Другая удача Хадсона - география. Родившись в провинции Буэнос-Айрес, в
заговоренном круге пампы, он тем не менее берет местом действия сиреневые
края, где трудила свои пики партизанская вольница, - Восточный берег. У
аргентинских писателей в чести гаучо провинции Буэнос-Айрес; парадоксальный
резон подобных предпочтений - один: само существование столицы, родины всех
сколько-нибудь значительных гаучистских авторов. Стоит от литературы
обратиться к истории, как убеждаешься, что прославленные отряды гаучо не
сыграли практически никакой роли в судьбах ни этой провинции, ни всей
страны. Типичная единица гаучистского воинства - конный отряд, а он
появлялся в Буэнос-Айресе лишь изредка. Здесь правил город и его