"Хорхе Луис Борхес. Новые настроения" - читать интересную книгу автора

тебе, Элена; всякий раз, вдыхая аромат эвкалипта, думаю об Адроге, квартале
моего детства; всякий раз, вспоминая 91-й фрагмент Гераклита: "Невозможно
ступить в одну реку дважды", - я восхищаюсь его хитроумной Диалектикой,
поскольку легкость, с какой воспринимаешь внешний смысл сказанного ("потому
что река - Уже другая"), заслоняет иной, более глубокий ("потому что ты -уже
другой") и обманывает иллюзией, будто ты первый додумался до этого сам;
всякий раз, слыша германофила, с презрением отзывающегося об идише, я думаю
о том, что идиш - нравится это кому-то или нет - есть диалект немецкого,
слегка приправленный наречием Святого Духа. Эти совпадения (и множество
других, перечислять которые не стану) и составляют мою жизнь, Конечно, ничто
не повторяется полностью, всегда есть Разница в оттенках - температуре
воздуха, яркости света общем самочувствии. Но сколько-нибудь существенных
различий, как я понимаю, немного. Допустим, человек (или два человека, в
глаза не видавших друг друга, но переживающих нечто похожее) представляет
себе два одинаковых мгновения. Теперь спросим себя: а что, если два этих
мига есть по сути один? И разве недостаточн хотя бы одного повторяющегося
звена, чтобы смешать и разрушить весь временной ряд? Разве пылкие читатели
отдающиеся строке Шекспира, - это, на самом деле, не Шекспир?
Я ни словом не упомянул об этике того мироустройства, которое здесь
набросал. Не уверен, что в нем есть этика. В пятом параграфе четвертой главы
трактата "Санхедрин" сказано, что убивший человека уничтожил мир; если
многообразия не существует, то истребивший человечество виновен ровно
столько же, сколько первобытный и одинокий Каин (так гласит вера),
равноценны и их жертвы (так учит магия). Думаю" это верно. Громовые
всемирные катастрофы - пожары, войны, эпидемии - это всегда боль одного,
умноженная бесчисленными призрачными зеркалами. Так считал и Бернард Шоу
("Guide to Socialism"**********, 86): "Больше, чем ты один, не вынесет никто
на свете. Умирая от голода, ты мучишься всем голодом, который был и будет на
земле от первого дня творения до конца времен. И даже если рядом с тобой
погибнут десять тысяч человек, твой голод не станет в десять тысяч раз
сильнее, а муки - в десять тысяч раз дольше. И не позволяй забивать себе
голову чудовищной суммой человеческих страданий: такой суммы не может быть.
Ни нищету, ни боль не складывают". (См. также "The Problem of
Pain"***********, VII, К. С. Льюиса.) Лукреций ("De Rerum
Natura"************, I, 830) приписывает Анаксагору учение о золоте,
состоящем из золотых крупиц, огне - из огненных искр, костях - из
мельчайших, не различимых глазом косточек. Джосайя Ройс - думаю, не без
влияния Блаженного Августина - считает время состоящим из времени, видя "в
любом миге настоящего - опять-таки череду мгновений" ("The World and the
Individual"*************, II, 139). О чем и говорилось выше.
Любой язык - воплощение времени, для разговора о вечном, вневременном
он малопригоден. Если читателей не удовлетворили мои прежние доводы, то,
может быть, несколько страничек прозы 1928 года окажутся счастливее. Я уже
упоминал о них, это рассказ под названием "Чувство смерти".
"Хочу записать то, что пережил недавно ночью - пустяк, слишком
мимолетный и захватывающий для простого приключения и слишком сумасбродный и
трогательный, чтобы зваться мыслью. Речь о минутном эпизоде и его условном
знаке - слове, которое я не раз произносил, но никогда во всей полноте не
чувствовал. Попробую передать происшедшее со всеми случайностями
пространства и времени, оказавшихся сценической площадкой.