"Хорхе Луис Борхес. Новые настроения" - читать интересную книгу автора

Борхес Хорхе Луис. Новое опровержение времени


Борхес Хорхе Луис Б.Дубина

Vor mir war keine Zeit, nach mir wird keine sein. Mit mir gebiert sie
sich, mit mir geht sie auch ein.
Daniel van Сгерко. Sexcenta monodisticha sapienium*, III (1655)
НЕСКОЛЬКО ВВОДНЫХ СЛОВ Попади это опровержение в печать в середине
XVIII века, оно (или его заглавие) сохранилось бы в библиографиях по Юму и,
возможно, даже удостоилось бы строки Гексли или Кемпа Смита. Напечатанное в
1947 году - после Бергсона - оно останется запоздалым доведением до абсурда
идей последнего либо, что еще хуже, пустячной забавой аргентинца,
балующегося метафизикой. Оба предположения правдоподобны и скорей всего
верны; захоти я возразить, у меня в запасе, кроме начатков диалектики,
ничего неожиданного нет. Изложенная здесь мысль стара, как стрела Зенона или
колесница греческого царя в "Милиндапаньхе". Вся новизна (если это слово
вообще уместно) - в том, что для доказательства взят классический
инструментарий Беркли. Разумеется, У него (и следующего за ним Дэвида Юма)
есть сотни пассажей, расходящихся с моим тезисом, а то и опровергающих его:
тем не менее я продолжаю считать, что всего лишь сделал неизбежные выводы из
их посылок.


Часть первая параграфа А написана в 1944 году и появилась в 115-м
номере журнала "Юг"; параграф Б - ее вариант. Намеренно не сливаю их в одно:
может быть, читая два близких текста, легче понять их непривычное
содержание.

О заглавии. Понимаю, что оно - образец уродства, которое логики именуют
"противоречием в терминах": Упоминать о новом (равно как и о старом)
опровержении времени значит определять его через то самое время, которое
собираешься упразднить. Что ж, пусть эта легкая шутка останется
свидетельством, что я нисколько не переоцениваю всех следующих ниже
словесных проделок. Да и сам наш язык настолько пронизан и живет временем,
что вряд ли на всех дальнейших страницах есть хоть фраза, его не требующая,
а то и не порождающая.
Посвящаю эти упражнения моему предку, Хуану Красостомо Лафинуру
(1797-1824). Он подарил аргентинской словесности по крайней мере одну
незабываемую пятистопную строку (ту или иную) и пытался перестроить
преподавание философии, очистив ее от богословского налета и неся с кафедры
принципы Локка и Кондильяка. Он умер в изгнании; ему, как любому из нас,
выпало жить в неподходящее время1.
Буэнос-Айрес, 23 декабря 1946 года


А