"Юхан Борген. Маленький Лорд ("Трилогия о Маленьком Лорде" #1) " - читать интересную книгу автора

старался оказаться лучшим на экзаменах. Он хотел порадовать мать. Но в этом
году он стал прилежным скорее из духа противоречия - чутье подсказывало ему,
что теперь мать не так безоговорочно верит в него, как прежде. К тому же это
был последний год его учения в школе сестер Воллквартс. С осени он пойдет в
"настоящую" школу, к великому удовольствию дяди Мартина.
В этом кипении противоречий надо было хоть отчасти навести порядок.
Маленький Лорд решил обставить должным образом свой уход из школы -
"sortie", как выразился бы дядя Рене. Всегда следует позаботиться о том,
чтобы "sortie" был в порядке. Особенно когда ни в чем остальном порядка нет.
Однако школьные успехи не приносили Вилфреду облегчения. Постоянные
похвалы сестер Воллквартс стали тревожить его: как бы они не захотели снова
написать матери, чтобы ее успокоить. От того, что он все время был начеку,
он устал, под глазами у него легли тени. Каждое утро он напряженно ждал у
дверей почтальона - вдруг он принесет письмо, которое разоблачит подмену
первого письма. Но горничная Лилли тоже ждала у дверей, и каждое утро между
ними разыгрывалась молчаливая и враждебная борьба - кто скорее добежит от
своей двери до прихожей и первым встретит почтальона. Он чувствовал, что
Лилли что-то знает или угадывает. Ему уже не везло, как прежде, во всех его
тайных предприятиях; казалось, удача и беззаботность одновременно покинули
его. Прежнее притворство, доставлявшее ему такое удовольствие, теперь как бы
сменилось маской, и эта маска сводила все притворство на нет, потому что
кричала во всеуслышание: "Я притворяюсь!" Нет, решительно все теперь
оборачивалось против него. Однажды, когда он вернулся домой из школы, мать
встретила его с письмом в руке. Листок был смят, как видно, она несколько
раз перечитала письмо, что-то в нем ее смутило.
- Ничего не понимаю, мой мальчик. Я получила письмо от твоей
учительницы, она пишет, что теперь она тобой довольна, что ты делаешь успехи
по всем предметам и, возможно, все-таки будешь первым на экзамене.
Он попытался принять привычное беззаботное выражение.
- Ну и чудесно, мама! - с наигранной беспечностью крикнул он. - Неужели
ты не гордишься своим сыном?
- Но я не понимаю, - повторила она. - Разве ты не все время был
прилежен и послушен? Ведь не так давно она писала...
Он мог броситься ей на шею, прибегнув к испытанному средству - слезам и
признаться во всем или почти во всем, что действовало особенно убедительно.
Но искушение сдать позиции столкнулось в нем с противоположным стремлением -
оставить загадку открытой, испугать ее этим средством замедленного действия.
И он равнодушно произнес:
- Да, одно время у нас с нею что-то не клеилось. Наверное, она считает,
что писала тебе об этом.
Мать застыла с письмом в руках. Он видел, как ее пальцы нервно комкают
листок. Он знал ее руки, любил их, как любил все в ней, и руки рассказали
ему, что она мечется между желанием поверить ему и невозможностью поверить.
Он знал, что довольно одного его слова - и она с готовностью поверит во все
хорошее, отмахнется от сомнений и тревог и забудет их, как это бывало часто,
как это бывало всегда.
Но он не произнес этого слова. Что-то в нем отказывало ей в
утешительных словах. Что-то в нем упорно твердило: "Тебе тоже пора стать
взрослой, как твой брат Мартин, как - да, как тетя Кристина. У нее-то ведь
есть горе".