"Ирина Борисова. Хозяйка" - читать интересную книгу автора

"весь(вся) из себя" и "выступать", сейчас их, кажется, уже и не произносят.
Тогда же, помню, гуляли по весеннему Ботаническому саду с двумя подругами,
говорили, кто что хочет делать в жизни. Одна говорила, что хочет общения,
встречаться с людьми, чтобы у нее была интересная жизнь, другая, что хочет
много денег, я говорила, что хочу писать, непонятно, на чем было основано
это хотение. В те времена я, однако, еще и работала на кафедре, желая
"приобщиться к специальности". Но, выключая в последний раз перед дипломом
свой кафедральный макет, я имела если не видение, то пророческую мысль, что
мое приобщение к науке на этом и кончилось. В НИИ, куда я распределилась,
было рутинно и тоскливо, я ходила по Суворовскому в отпущенные минуты
свободы (обеда) и размышляла, неужели так безрадостно пройдет жизнь, и
приклеенное (или помещенное под стекло) на рекламном стенде (или прямо на
стене) объявление сначала не привлекло внимание, потом я прочитала, что
литературное объединение приглашает начинающих поэтов и писателей, и
подумала, какой же я писатель, я ведь ничего еще не написала, и все же
пошла, как идут зомбированные люди, понимая, что надо, не отдавая отчет,
зачем. И, увидев ведущего ЛИТО человека, и послушав, что он там говорил, я
села и сразу написала несколько рассказов.
Было так, будто открылся канал, в минуту душевного подъема соединивший
меня с неведомым прежде мыслительным полем, из которого я скачала что-то
неизвестное и для меня самой, на радостях я решила, что так теперь будет
всегда, я думала, что мне открылись смысл и предназначение будущей жизни. И
хотя, по большому счету, это так и было, минуты душевного подъема случались
не часто, но, как человек, раз попробовавший наркотик, я осталась на всю
жизнь зависимой от необходимости переводить ощущения в слова, я чувствовала
неполноценность, когда это не получалось, я внутренне сжималась от
пристального взгляда человека, ведущего ЛИТО, и от его вопроса: "Почему мало
пишешь?". Сейчас я по-прежнему ежусь, воображая небольшую группу своих
читателей и несколько знакомых с моим творчеством компетентных людей,
задающих мне тот же вопрос. Моя подруга, поэтесса, считает, что испортила
себе жизнь, поверив когда-то, что стихи - главное. Я - нет, я по-прежнему
думаю, что нет эквивалента возможности сотворять собственные миры,
реальность - лишь сырой материал, и я готова придавать своей жизни любые
формы, чтобы можно было из нее что-то выжать, реальность - служанка госпожи
литературы.


Если бы да кабы


Мой канадский друг Тод учит меня, что никогда не надо гадать о том, что
могло бы быть, если бы. . . Тод не знает пословицы про если бы да кабы, он,
вместо этого, говорит: "Откуда ты знаешь, что могло бы произойти, если бы ты
поступила иначе - возможно, случилось бы ужасное несчастье". Он не понимает,
и что такое чувство вины, он считает это чувство лицемерным. Он говорит, что
вот, например, люди ездят на машинах, чувствуют себя виноватыми в том, что
они загрязняют окружающую среду, и, тем не менее, продолжают ездить. Тод
приводит в пример военного летчика, высказывания которого про совершенные им
во время войны бомбежки он когда-то читал. Летчик пишет, что хоть и не видел
результата, но, зная, что внизу люди, сбрасывал, согласно полученным