"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

Я помню, как получив в первом классе первую отметку четверку, и по
дороге домой из школы, держа за руку маму, подняв к ней голову с тощими
косицами и огромным бантом, глядя ей в глаза вопросительно-чистым взглядом,
я сказала: - Получила сегодня четверку. Это ведь хорошая отметка, правда?
Плохо дело, - покачала мама головой, - уж первой-то оценкой должна быть
пятерка, с четверки быстро скатишься и на троечку.
Но нет, я, наверное, лукавлю, сваливая все на маму, вопрос мой был
задан неспроста, уже сидело во мне беспокойство, хорошо ли, что я получила
пусть достойную, но не лучшую оценку. Это было с детства сидящее во мне
стремленье к заданному абсолюту, может, оно вылезло из эгоизма
единственного, позднего ребенка, привыкшего иметь все самое лучшее. Я
получала пятерки и испытывала удовлетворение, что в моей жизни пока все
идет, как надо: такое же удовлетворение испытывают люди, остановившиеся в
метро как раз против нужных дверей нужного вагона, из которого ближе всего
будет идти на выход.
Но если в метро, по крайней мере, быстрее попадешь, куда тебе
требуется, то пятерки я стремилась получать лишь потому, что это считалось
хорошо и правильно. То же было и в институте - я не бог весть как
интересовалась своей инженерной специальностью, но до самого рождения Федьки
работала на кафедре - из-за денег, конечно, но в немалой степени и из
стремления углубить свои знания, мне и тут никак нельзя было упустить
возможность делать то, что считалось хорошим и полезным.
Я смотрела фильмы, о которых говорили, не пропускала ни одной
нашумевшей выставки. Мне надо было и в Филармонию, и в театры, а когда
родился Федька, надо было носиться с ним в бассейн - плавать раньше, чем
ходить, как советовали в книгах. Энергии у меня было хоть отбавляй, и еще
было презрительное раздражение ко всему вялому, несобранному, ни к каким
абсолютам не стремящемуся.
Алик однажды на первом курсе, на скучной лекции по физике написал
стишок: "Учеба мне не уху, работать лень, и поступил я в ВУЗик в
весенне-летний день". Он любил устроиться с гитарой на диване и напевать под
нос что-то из Битлов, любил посидеть в кафе, пройтись по Большому проспекту.
Я вспоминаю свой выжидательный взгляд, так часто обращенный к нему, и его
ответный, сначала - безмятежно-спокойный, потом - напряженный, в конце
упрямо-злой. Идея наших ссор всегда бывала одна: мне от него вечно было
что-то надо, он изумлялся: - Что тебя все разбирает, посиди ты спокойно! Но
сидеть спокойно я не могла, мне надо было, чтобы и он носился, обуреваемый
жаждой деятельности, чтобы и у него горели глаза, и того же я, наверное,
подсознательно ждала и от маленького Федьки.
В голове у меня сложилась идеальная модель семейной жизни - увлеченный
Делом, но не забывающий и о Доме муж, занятая и Домом и Делом жена и
любознательный, смышленый, спортивный ребенок. Все, что отклонялось от этой
модели, а отклонялось практически все, что не касалось жены, выводило из
себя, раздражало.
Алик учился, спустя рукава, к Федьке проявил самостоятельный интерес
лишь однажды, пытаясь разобраться, есть ли у того музыкальный слух, и,
решив, что - нет, продолжал флегматичные гулянья до песочницы и обратно,
прихватывая с собой магнитофон. Он с тоской в глазах встречал домашние дела,
вечно копил в раковине гору грязной посуды. А Федька не блистал
любознательностью, не выучивался читать в три года, не проявлял никакого