"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

открыть пудреницу, пальцы срываются с кнопочки, и чувствую, что на меня
накатывает, и что я сейчас сделаю что-то такое. Я вдруг замечаю, какая она
сделалась измученная, и представляю, что вот она сделает это и вообще
перестанет болтать и смеяться, ее как переедет трамваем, и я вдруг понимаю,
что и я не могу, не хочу, чтобы это было.
- Оля, - говорю я страшным шепотом, - не надо ничего делать, выходи за
меня замуж!
И после этих вырвавшихся неизвестно откуда слов с нами происходят
невероятные вещи - начинается период фантастических превращений. Я
превращаюсь сначала во вцепившегося в Олю мертвой хваткой бульдога, потом во
вдохновенного вруна, наговорившего обомлевшим родителям о своем
предполагаемом ребенке, затем во вполне приличную няньку. Оля из беззаботной
хохотушки превращается сначала в нервное, издерганное существо, рыдающее
вечерами после того, как моя мама напичкивает ее икрой и орехами: "Если бы
она только знала!" Потом она делается бессонной, тревожащейся за каждый
всхлип Сонечки мамой, кидается все делать сама, и у нее приходится силой
отнимать половую тряпку. После всех этих превращений, когда, наконец, все
становится на свои места, и мы с Олей вечером лежим рядом и, улыбаясь,
вспоминаем все, что было, и загадываем о том, что будет, тогда-то Оля и
начинает со мной первые разговоры о Жене.
Мы учились тогда на втором курсе, и многое уже переменилось. Мы с
родителями получили квартиру - наши комнаты стали всем тесны. Женя тоже
уехал из старой коммуналки - он переселился в общежитие. С первого курса он
занялся общественной работой, стал активистом факультетского бюро, метил в
институтское. Наш домашний Женька, стал очень независимым и серьезным
мужчиной. Молчаливый и сосредоточенный, он появлялся на собрании группы,
выходил к доске и говорил: "Так вот, ребята, по поводу телефонных
звонков..." Он начинал официально скучным тоном, и всем сразу становилось
ясно, что получена инструкция из деканата провести работу, чтобы студенты не
пропускали лекций, ссылаясь на заказанные междугородные переговоры с
родительским домом, и что инструкция есть инструкция, долг Жени поговорить,
а их - послушать, а дальше все опять пойдет по-старому. И то, что говорил
Женя, никак не ассоциировалось именно с ним, он оставался для всех
нормальным парнем, но за ту официальную строгость, которой он пользовался во
время выступлений, и которую моментально оставлял, спускаясь с трибуны,
некоторые уважали его, считая, что Лазарев понимает, что к чему, а другие, в
том числе и моя Оля, его не любили.
- Он проныра, ты что не видишь? - горячилась Оля, приподнявшись на
локте и сверкая в темноте глазищами. - Ему плевать на всю общественную
работу - была бы личная польза!
- Наверное, так, - соглашался я, - но мы с тобой не жили так, как он,
нам можно не делать то, что не хочется, а было бы, как у него, неизвестно,
куда бы мы бросились, чтобы оторваться - вот получил же он через бюро
общежитие.
- И ты вот тоже, и тебя он использует, - упрямо гнула Оля, - теперь как
экзамены, так тут как тут, а вспомни-ка экономику в прошлом семестре!
В прошлом семестре, когда Сонечка была совсем маленькая, мы ходили на
лекции по очереди, а по экономике у нас совсем не было конспекта, и я
попросил Женю принести перед экзаменом свой и почитать его вместе с нами. В
этот день Соня особенно капризничала, и в доме, когда пришел Женя, был