"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

да и честно сознавалась себе, что она-то не смогла бы допустить, чтобы Хозе
сказал свое "арестуйте меня" даже из жалости к нему, к тому же просто
струсила бы, но образы опустившего сильные руки солдата и упрямо взмахнувшей
головой перед смертью красавицы не отпускали ее, и мечта походить на Кармен
была самой сильной и заветной.
И эта ее мечта скоро получила серьезное подкрепление. В пятнадцать лет
она была еще похожа на худого быстрого мальчишку; но задумчивый взгляд ее
светло-серых в черную точечку глаз вдруг начал смущать войско бывших
дворовых казаков-разбойников, и они наперебой спешили поднять ей теннисный
мяч, карандаш или промокашку. Она попробовала командовать ими, это оказалось
так просто, и эта новая власть сразу сделала ее похожей на Кармен. Она
лазала с мальчишками на голубятню, и ей, единственной из девчонок,
разрешалось гонять голубей. Она выучилась свистеть, и, свистнув, размахивала
косынкой, радостно смеялась, и весь двор любовался ее тонкой фигуркой.
И мальчишки влюблялись в нее еще потому, что она, казалось, совсем не
дорожила властью над ними, и это было действительно так: по-прежнему в ее
жизни главное место занимал театр, и все мальчишки от тоскующего Никифорова
до атлетического Юрки Пузырева, конечно, не шли ни в какое сравнение с
Эскамильо, и даже с Хозе - они были способны разве подраться, на уме у них
были голуби, железки и отметки. Она же хотела неизвестности, тайны, чувства,
которое бы вобрало всю ее жизнь.
И однажды она сидела в театре у самой сцены, тетка умудрилась провести
ее в ложу директора, а партию тореадора вел солист грузинского театра и,
только услышав его, Калерия стиснула пальцы и уже ненавидела располневшую
Кармен-Мережкову. После спектакля он вышел, скользя по лицам агатовыми
ласковыми глазами, а поравнявшись с Калерией, задержался на секунду и, с
удовольствием глядя в ее вспыхнувшее лицо, сказал: "Вам понравилось?
Приходите еще!", улыбнулся и сунул ей контрамарку. И она считала часы и
минуты, отмахиваясь от теткиных причитаний, но на следующий день в театре
разразился скандал, тетку обвинили в краже казенных материй - из них она шла
заказчицам, и тетка пришла из театра вся серая, и Калерия испуганно
смотрела, как она металась и перепрятывала меха и отрезы под шкаф, а потом
тетке стало плохо, и Калерия вызвала скорую, тетку увезли в больницу, где
она на следующий день умерла от инфаркта.
Тетку хоронили в среду, когда Калерия должна была идти по контрамарке в
театр, и, оставшись в этот день у теткиной подруги, Калерия лежала на
неудобном диванчике, всхлипывала от жалости к тетке и думала, как будет жить
дальше.
Она сдала выпускные экзамены и пошла работать в бухгалтерию небольшого
учреждения неподалеку от театра. Она сидела целыми днями за счетами, и
прошла неделя, вторая, а она все сидела за счетами, и с ужасом думала, что
этому не будет конца. Отдушиной был по-прежнему театр, куда ее по старой
памяти пускали билетерши. Театр вселял надежду; глядя после спектакля в
зеркало, она думала, что и в ее жизнь, конечно, скоро войдет неведомое и
прекрасное. Ей исполнилось восемнадцать, она была очень хрупка, а лицо
казалось написанным тонкой акварелью, и весть о появлении необычной девушки
разнеслась по учреждению. Сотрудники специально придумывали предлоги зайти в
бухгалтерию посмотреть на нее и поговорить с нею.
Она привыкла ко всему этому о дворе, но здесь были солидные взрослые
люди. Она вскрыла теткины сундуки и училась кокетничать. Ее перестало