"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

нехотя, будто собираясь проглотить горькое лекарство, потянула рулон к себе
и начала вглядываться в строчки. Он, словно только этого и ждал, с
облегчением зачастил, что ходит на большую машину, редактирует, запускает
снова, и хоть тресни - какой-то заскок. Я пошла в первый дом, и он тоже
решил вернуться, попробовать еще раз. Я слушала, даже не пытаясь понять хоть
что-то, а потом мы ко всеобщему изумлению, явились вместе в наш домик. И
народ, и Марина поизумлялись с неделю, потом привыкли, и я опять, с грехом
пополам, влезла во все его программы, ходила с ним вместе в первый дом, мне
не было стыдно, я поняла, что, если ничего не осмысливать, можно,
оказывается, за милую душу существовать всем параллельно - и нам с Сашей и
его работой, и его маме с Мариной, и надвигающейся свадьбе.
И вот теперь, когда все уже случилось - Марина переехала к нему, и у
его мамы синусовая кардиограмма, я, надо же, наконец, признаться, не
воспринимаю это как окончательно захлестнувшее. Я отламываю от крепенькой
сыроежки кусок толстой ножки, чтобы посмотреть, не червивая ли, кошусь на
Марину.
Я помню, как мы стояли с ней у окна в школьном туалете. Марина курила и
вдруг сказала: - Вчера я стала женщиной, это очень больно... - Я во все
глаза на нее смотрела, а она покровительственно улыбнулась. Что такое всегда
было во мне, зачем ей вечно надо было показывать именно мне свое
превосходство? Что такое было и в ней, почему я всегда хотела, но не могла
от нее отлепиться? Я вышла за Алика, родила, развелась, у нее сменялись
странные красавцы в "Жигулях", модные дедушки на "Волгах", я спрашивала, она
кривилась, говорила "дерьмо", не называла он так лишь Тольку Федоренко.
- Брать мне замшевое пальто за пятьсот? - советовалась одна из
объектовских девиц, и все сокрушенно цокали: - Такие деньги, непрактично, не
бери, а Марина безапелляционно заключала: - Конечно, брать, живем-то один
раз!
- Маринка, у тебя такой бюст, как ты влезаешь в сорок четвертый?
спрашивали ее. - Просто у меня очень узкая спина! - убежденно заявляла она с
такой значительностью, будто объявляла, наконец, конструкцию работающего
вечного двигателя.
Все это бесило меня, я думала, может, от зависти, но в глубине души
знала - нет, просто мы по-разному живем, верим в разные вещи: я вечно ищу
себе цели и смыслы поглобальнее, Марина убеждена, что все вокруг - для нее,
и пытается и никак не может выбрать среди этого всего самое подходящее. И
почему-то каждую из нас выводит из себя иная точка зрения - Марина тоже
необъяснимо бурно взорвалась однажды, когда я с невинным любопытством
приподняла и потрогала волан ее фирменного коротенького платья. - А если
я? - вдруг со злобой дернула она вверх мою вполне традиционную юбку, я
отскочила, оглянулась, постучала по лбу.
Наверное, каждая из нас не до конца уверена в своей правоте, потому нам
и не расстаться, мы жадно наблюдаем друг за другом, а теперь вот она будет
жить у Саши. Я останавливаюсь в своем грибном круженье, подымаю голову,
смотрю на нее сквозь паутину сухих еловых веток и первый раз спрашиваю: Ну,
и зачем? - Знаешь, Надька, - сразу поняв, отвечает она, - запретили мне
аборт, слишком было много, а, главное, перед этим только что был. И, вообще,
не грех и мне обзавестись, - она тянется, ломает лезущий в глаза сук.
- А Сашка тебе зачем? - спрашиваю я.
- А куда я с дитем и мачехой в коммуналке? - удивляется она. - Да и