"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу авторапервого дома, а Марина ждала майских, шила платье, готовилась.
- Я буду рожать от твоего Петрова, - заявила мне Марина через месяц, с любопытством глядя на меня утром в поезде. Я знала, разве может на объекте что-то скрыться, и все же то, что она мне сказала, совсем уже меняло все. Я глупо спросила: - Это точно? Он знает? - Еще бы! - усмехнулась она. - И что? - окончательно потерявшись, спросила я. - Ну, как приличные люди поступают в таких случаях? - веселилась Марина, и я опускала голову все ниже. Я смотрю теперь, как она бесшумно скользит между деревьев, как упруго наклоняется, рассыпаются кудри. Я впала тогда в столбняк, не было лихорадочных мысленных забегов - вот если бы я тогда... а вот если бы он... Мы с Сашей не говорили и не смотрели друг на друга, но однажды я шла в первый дом, он - оттуда, мы встретились на дороге, шел дождь, я была под зонтом, он - без зонтика, без куртки, с рулоном листингов под свитером, мокрый. Мы остановились, взглянули, я увидела осунувшееся мокрое лицо. Я дала ему зонтик, взяла под руку, рукав моей куртки сразу промок. Мы свернули по тропинке в лес, встали под большую березу. Мы стояли, дождь барабанил сквозь крону, зонт был, как перевернутый фонтан. - Саша, ну, что же это будет? - спросила я, он сжал губы, часто заморгал. - Знаешь, - сказал он, у меня такое чувство, что все катится куда-то в пропасть, а это только добавляет до кучи. Он сказал, что тогда на майские напился, думал - чем хуже, тем лучше, гори все синим огнем. Теперь Марина захотела рожать, и чтобы он женился. Договорились все оформить, через год - разойтись. - Но снова уперлось в мать! - ожесточенно воскликнул он. - Они так Он никогда раньше не говорил так о маме, я, поежившись, отметила это. - Марине с ребенком жить будет тоже негде, - продолжал Саша. - Она настроилась поселиться до лучших времен у нас, пудрит матери мозги про чувства, та верит. - Ну, и что же будет-то? - повторила я. - Не знаю, - устало вздохнул он. - Поругался совсем с матерью, вытащил чемодан - ей тут же неотложку. А ты бы пустила? - помолчав, спросил он, и его этот вопрос был лишь обозначением вопроса, не было в нем уже не интереса, ни надежды. - Куда б я делась, - сказала я, и он снял, вытер мокрым свитером залитые дождем очки. - Не знаю, Надя, как-нибудь распутается, - пробормотал он со стыдливой тоской, - всех уже надолго не хватит... - Кроме меня, - сказала я. Он отвернулся, помолчал еще, хмуря лоб, щуря близорукие глаза, потом вытащил из-под свитера рулон, отогнул край и без уверенности, что еще можно упоминать об этом, все же сказал: - Вот, лезет ошибка... Он вопросительно посмотрел на меня, и теперь в его глазах был главный и единственный, наверное, оставшийся интерес, он сомневался, занимает ли меня еще все то, что так занимало прежде, можно ли, как раньше, говорить со мной об этой ошибке. Я смотрела на него, понимала, что ему так хочется - и не с кем поделиться, я знала, что сейчас, если, не вдаваясь, я просто кивну из вежливости, мы постоим так и разойдемся. И тогда, кажется, отключилась рассуждающая часть моего сознания - я |
|
|