"Ирина Борисова. Для молодых мужчин в теплое время года (рассказы)" - читать интересную книгу автора

ненависть такой силы, хоть показывай в немом кино, и его даже передернуло от
яркости проявления прежде мало знакомого чувства. И, подхватив свои бутылки,
он решил поехать лучше на автобусе и пошел сначала степенно, потом все
быстрее, пару раз обернулся и огляделся еще в автобусе и, не заметив никого,
понемногу успокоился и к концу поездки уже ругался с кем-то другим по совсем
другому поводу.
Но когда он вошел в подъезд и услышал, как сразу за ним снова открылась
дверь, то почему-то понял, кто это, даже еще не обернувшись.
То, что происходило потом, не укладывалось ни в какие прежние мнения и
представления. Он начал получать удары сначала в грудь, потом - в ухо, в
лицо, был сбит с ног и завален бутылками, потом старался загораживаться,
краем сознания отдавая отчет в нелепости своего тонкого крика, все-таки
кричал что есть силы: "Караул!" Наконец, удары прекратились, чужая рука
брезгливо сдернула с него кроличью шапку, собрала в пакет бутылки, дверь
хлопнула, и кошмарное завершилось. Он кое-как поднялся и высунулся за дверь.
В тихом дворе было совсем безлюдно, тот уходил, твердо шагая, унося и шапку,
и, зачем-то - воду, и он неуверенно крикнул еще: "Держите его!", и мягким
молчаньем ответили кое-где освещенные окна.
Он долго смотрел вслед, потом оглядел и ощупал себя, и понял, что легко
отделался, что спасло его новое теплое и толстое, сшитое к пенсии пальто,
двумя слоями ватина самортизировавшее мощь нанесенных ударов. А через две
минуты он предстал перед потрясенной женой с рассеченной бровью и заплывшим
глазом, в заслуженном пальто, уделанном цементной пылью и отпечатками чужих
ботинок. И первым признаком начавшегося уже внутреннего изменения было то,
что при небывалой силы всплеске эмоций жены, он не отмахивался, не цедил
сквозь зубы, не морщился, а растерянно глядел куда-то в пространство, не
давая толковых ответов на отчаянные вопросы, будто обдумывал, осознавал
случившееся, позволял себя раздевать и перевязывать. Наконец, он рассказал,
как было, и при причитаниях жены опять же не буркал что-нибудь язвительное,
а вздыхал и в раздумье качал головой. Жена принималась то грозиться, то
плакать, она шумела так целый вечер, и несколько последующих дней, а он
молчал и все думал, думал...
Он думал о том, что вот на старости лет, когда казалось, что все ему в
жизни было, в основном, ясно, случилась вдруг эта поразительная
неожиданность. Он всегда чурался людей и не доверял им, но совсем не потому,
что ожидал от них того, что произошло теперь. Он ожидал мелких интриг,
мошенничества, посягательств и притязаний каких угодно, но не грубо
физических. Видя в людях себялюбцев, бюрократов и зарывающихся нахалов, он
никогда не опасался разбоя - это была для него абстракция, в существовании
которой он хотя и не сомневался, но никогда не верил в возможность личной
встречи.
Однако встреча состоялась, и в душе его начал происходить переворот. Он
вдруг понял, что не подозревал об иных, злых мирах, существующих где-то
рядом, иных категориях людей, живущих в этих мирах и грозящих ему новым
столкновением. Он понимал, что все это были еще семечки: царапина зажила,
пальто вернулось из химчистки, как новенькое, а шапка и так просилась на
помойку. Но ему теперь часто снились страшные сны - включался автоматический
молоток и дубасил по нему куда попало. И это ощущение безответной мишени
было так страшно, оно не отпускало, он переносил его даже на посторонних
людей. Смотрел ли он теперь на бранящих друг друга, похожих на