"Леонид Бородин. Божеполье (повесть, Роман-газета 15 1993) " - читать интересную книгу автора

каждого состоял в том, чтобы быть готовым к собственной жертве. Усомнился -
тони немедленно, не смущай других! Но уж так случилось, что к руководству
мечтой, идеей, идеалом, если хотите, прокрался обыкновенный трус, который
захотел застраховать себя на все случаи жизни. Образно говоря, он поцеловал
идею в щечку и обрек ее на распятие. Откинулся в кресле, задрал головку.
- Уверен, что народ в лучших его представителях сегодня нравственно
страдает более нынешних жалких вождей, потому что сердцем догадывается, с
чем расстается.
Пенсне вдруг превратилось в пару пустых стекляшек. Гость закрыл глаза,
руки безжизненно распластались на подлокотниках. С театральным трагизмом
произнес:
- Не вынесет народ этого разочарования. В ярость впадет. Страшные
времена предвижу. Надеюсь, не доживу... Не увижу...
"Да может быть, он просто умом тронулся, - мелькнула мысль, - а я как
мальчишка сижу и трепещу?" Павел Дмитриевич хотел рассердиться на себя,
встрепенуться или отряхнуться от наваждения, но чувствовал, что не может,
что душа его переполнена маетой и тревогой, он как бы увидел со стороны, -
сидят друг против друга два старика в самом центре разрушающегося мира,
вслушиваясь в сотрясения земли от падающих глыб, и платят полной мерой
страдания за мудрость своих предвидений и предчувствований. На мгновение, на
короткое мгновение вспыхнуло желание схватить желтую руку с короткими
пальцами на левом или правом подлокотнике, схватить и сжать ее трепетно и
без слов... Но тут же представилось невероятное - схватил руку, а она
отломилась... Это сюрреалистическое видение отрезвило Павла Дмитриевича. Он
обнаружил потребность немедленно отделить себя от человека в кресле
напротив, обособиться от него, от его мыслей и построений, казалось, что
если этого не сделать, то рано или поздно вылупится вопрос об
ответственности, и было бы очевидной несправедливостью подставиться на
равных с этим одряхлевшим монстром сталинизма.
- Простите, - начал тихо, но достойно Павел Дмитриевич, - ваши
рассуждения я воспринимаю как некое образное истолкование нынешних событий,
тем не менее мы - материалисты, и не правильнее ли было бы в сегодняшней
ситуации искать реальные причины... то есть я хочу сказать, что всякий тот
или иной результат предопределен изначальными посылками...
Он хотел еще что-то сказать, но замер, пораженный выражением лица
гостя. Оно, лицо его, вдруг как-то разом опало, сникло, вычертилось
бесконечное множество морщин, снова в стекляшки превратилось пенсне, хотя
глаза оставались открытыми, но куда-то на самое дно зрачков провалилась
жизнь, и зрачки казались темными отверстиями в бездну. Вся фигура в кресле
осела, человек превратился в человечка, и Павел Дмитриевич не на шутку
испугался, как бы тот не испустил дух прямо сейчас, прямо здесь, в его
кресле. Но, слава Богу, нет! Зашевелились белые усы, и в тревоге оказались
прослушанными первые слова фразы... А возможно, он начал с середины фразы.
- ...и это даже странно, что не поняли. Не будете же вы утверждать, что
ушли по старости. Вы моложе меня лет на двадцать, так ведь?
Павел Дмитриевич кивнул, при этом физически ощутил, что он
действительно моложе своего собеседника, и это всерьез взбодрило его, он
даже позу в кресле занял более представительную.
- ...значит, ушли по причине неприятия происходящего. Тогда что же
помешало вам понять меня?