"Леонид Бородин. Без выбора (автобиографическое повествование)" - читать интересную книгу автора

случайно узнал о неродстве отца, был он для меня воплощением всех возможных
человеческих достоинств, и удар, нанесенный полученной информацией, был
столь силен, что только детство - это особое состояние души и психики,
только оно спасло меня от надлома, которого не избежать бы в том же
юношеском возрасте. Я попросту не понял, что значит быть неродным сыном отцу
или неродным отцом сыну. Неродной отец - это же нелепость! Он - отец или не
отец. И я - сын или не сын. Слово "неродной" не имело самостоятельного
смысла. И мое отношение к отцу (теперь отчиму) не изменилось ничуть, как и
его ко мне.
Но и любопытство к тому, другому, от которого в доме ничего не
осталось, оно, это любопытство, также поселилось в душе, тем более что, как
оказалось, ТОТ отец был литовских кровей, и этот факт имел ко мне какое-то
отношение, которым я даже несколько кокетничал, ведь вокруг все сплошь были
русские, а я - вот нате вам! - не так...
В пятнадцать лет с благословения (или с согласия?) родителей я
предпринял некоторые розыски следов ТОГО отца, нашел знавших его, получил не
очень внятные мнения о нем (как-никак - враг народа!) и, сколько помнится,
был вполне удовлетворен достигнутым. Во всяком случае, факт "двуотцовства"
ни в малейшей степени не отразился на моих первых самостоятельных шагах по
жизни. Я оставался убежденным комсомольцем- сыном партийных родителей - и
после школы пошел не в университет, а в милицию, в школу милиции - такой
способ выполнения гражданского долга виделся мне наиболее достойным и
соответствующим запасам моей энергии. Никто не пригласил меня в КГБ. Туда я
пошел бы еще с большей радостью.
Ко времени моего первого ареста (в восемнадцать лет) отец (отчим)
работал директором школы, и я, обеспокоенный возможными для него
неприятностями, написал письмо, где совершенно серьезно и с должным
обоснованием предложил родителям формально отречься от меня... То был всего
лишь пятьдесят шестой, потому не следует удивляться. Отец немедленно приехал
в Иркутск, где я дожидался своей судьбы, и даже не удостоил обсуждением мою
стратегическую идею, так, словно я совершил легкомысленный поступок,
которого устыжусь, если заговорить о нем...

* * *

Осенью пятьдесят седьмого своей волею и волею судьбы я оказался в
Норильске с твердым намерением освоить шахтерскую профессию. Напомню, была
середина пятидесятых: вчера лишь - целина и первые стройки коммунизма, почти
как в первые годы революции - культ пролетарских биографий. Еще в
университете я работал в университетской кочегарке, хотя экономической
необходимости в том не было совершенно. Деньги в системе моих потребностей
стояли на самом последнем месте, на пропитание хватало стипендии и
родительских подачек, именно так - подачек, я стеснялся их брать, потому как
считал, что не имею права выделяться из среды в основном бедствующих
студентов. Чтобы законспирировать свое непролетарское происхождение, я, как
большинство сокурсников, ходил в университет в телогрейке и сапогах, от
покупки пальто отказался категорически...
Увы, когда пришло время предстать перед судом университетских
идеологических бонз, я был безжалостно разоблачен как интеллигентный
перевертыш, и все мои пролетарские выходки во внимание приняты не были. Меня