"Леонид Бородин. Гологор" - читать интересную книгу автора

Леонид Бородин

Гологор

СЕРГЕЙ

Туман превращал деревья в призраки. Туман пожирал тропу на двадцать
шагов, а на поворотах еще ближе. Туман крался сзади и заметал следы. Туман
нависал над головой мокрыми лохмотьями. Туман был реальностью, остальное
все, что виделось и проглядывалось, было бессмысленным, блудливой фантазией.
Неживое изменяло формы и оживало судорогами подражания: колыхалось,
трепетало, корчилось, исчезало и появлялось. Живое в бессмысленности
движений казалось мертвым.
Мысли не было. Был автоматизм, облегчающий и успокаивающий. Мысли быть
не должно, иначе пришлось бы изворачиваться под вопросом: зачем он это
делает? Зачем в дождь и туман по скользкой тропе тащит на руках умирающую
собаку? Зачем мучает ее? Ведь от каждого его неровного шага собака не просто
взвизгивает, она вскрикивает по-человечески, то есть так, когда говорят,
что, мол, нечеловеческим голосом кричит кто-то. У всего живого крики боли
одинаковы. Их никогда не спутаешь. И только черствое сердце не дрогнет,
услышав голос боли.
Собака вскрикивала даже тогда, когда руки его, казалось, вообще
омертвели в бережливости и нежности. У собаки был перебит позвоночник, и она
не смогла умереть сразу. Может быть, она и хотела бы умереть, но не умела
этого сделать. Обезумевшие от боли глаза ее справедливо корили хозяина за
бездействие, в нерешительности, они удивлялись, глаза собачьи, привыкшие к
всемогуществу человека, удивлялись беспомощности и неловкости его движений,
голосу, дрожащему хрипотой, глазам, утратившим твердость и власть.
Собаку надо было добить. Но целый день Сергей не решался этого сделать.
Ее пришлось бы где-то закопать, это было бы все равно рядом с зимовьем, а
Сергей не мог себе представить, как он будет жить рядом с этой могилой.
Другого жилья у него не было. На всем белом свете не было у него другой
крыши. Он убежал так далеко и так долго бежал, что дальше бежать было
некуда. Еще потому, что земля кругла и побег лишь до известной степени есть
побег, но он однажды может обернуться возвращением, как все возвращается на
круги своя...
С двух часов из распадка потянул туман, заморосил дождь, и осенний день
как бельма на глаза натянул, скис, опух серостью, разбух сыростью и начал
поспешно свертываться в сумерки.
В пять часов Сергей закинул ружье за спину, взял на руки собаку и
пошел. Тропу знал, как слепой провинциального городка знает дорогу к пивному
ларьку. Туман не был помехой. Туман был декорацией. Туман был тональностью,
на которую настроилось сознание. Протяжные, нелепые диссонансы: чавканье
слякоти под ногами, визги собаки, шорох дождя и его голос-слова, что
вырывались сами и прослушивались им же словно со стороны: "Терпи, дружище!
Еще немного!.. Теперь уже близко... Больно, да? Ну, терпи, терпи..." И
где-то далеко, у самого днища мозгов - стыд. Зачем мучить собаку? Она ведь
заслужила, чтобы умереть по желанию своему, а не по его желанию, которое
было до этого дня законом для собаки.
Но шел. Мокрый. Вода падала сверху из тумана, падала на плечи, локти и