"Леонид Бородин. Повесть о любви, подвигах и преступлениях старшины Нефедова" - читать интересную книгу автора

себя, что справится. слава Богу, сил душевных не занимать!
Через неделю по приезде пошла, как положено, представляться местному
начальству. Сперва к начальнику дистанции. Принял хорошо, чай попили,
поговорили ни о чем - не видел начальник дистанции общих дел, какие могут
быть у него с сельсоветом, кроме выборов, но в текущем году никаких выборов
намечено не было, потому разговор вообще за жизнь: как устроилась, чем
помочь...
Другое дело - директор школы. Ничуть не постарел Иван Захарович. Бывшую
свою ученицу признал сразу. В учительскую привел, и все учителя радовались
Лизавете, она же смущалась от разговора на равных, и особенно от
комплиментов: какая вон стала она красавица, и какая всегда была умница, и
как это здорово, что по собственному желанию приехала. А потом Иван
Захарович пригласил Лизавету к себе домой, там и водочки выпили втроем с его
женой, тоже учительницей. Еще потом по школе ходили, Лизавета за своей
партой посидела, а в интернате - на своей бывшей койке. В общем, день прошел
хорошо, весь в радостях, будто бы не работать приехала, а на долгий отдых.
Но к вечеру, когда навстречалась вдосталь со знакомыми и незнакомыми,
наслушалась пожеланий и советов - домой пришла, и настроение дрянь.
Загрустила. Отчего бы такое настроение? Думала-думала и додумалась: все, с
кем говорила, работу ее теперешнюю держат за не всерьез, будто блатное место
отхватила. Но при том люди-то все хорошие, удаче ее не завидуют и не
укоряют, но по-доброму радуются, что удача выпала-привалила именно ей, а не
какому-нибудь худому или нестоящему человеку, какие еще нет-нет да
попадаются в жизни, особенно среди нежелезнодорожников.
И тогда решила Лизавета доказать всем, что задарма хлеб есть не
намерена, что если по закону, то председатель сельсовета очень даже много
может сделать полезного, потому что в любом людском порядке - по своему
райкомовскому опыту знала - если приглядеться как следует, всегда отыщется
что-нибудь, что этому порядку не в пользу, но как бы по привычке людьми не
замечается. Что-то вроде колдобины на тропе: все перешагивают в
торопливости, а убрать не догадываются или некогда - другое дело не терпит,
ведь у всех есть дело. Вот и получается, что ее должность для того и
придумана, чтобы эти всякие колдобины высматривать и выковыривать из жизни и
тем людям жизнь облегчать.
Пожалела, что уже вечер, что не может прямо сейчас пойти куда-нибудь и
теперь уже совсем другим поглядом что-нибудь этакое высмотреть, чего другие
не замечают, и тут же и приступить...
Колька, не раздевшись, спал на спине, раскинув немытые руки. Забегался.
Дала ему волю на весь день, запретив только по льду байкальскому бегать,
хотя и знала, лед еще крепок, но промоины береговой кромки - это опасно,
глубина может оказаться, если прыгнешь неудачно, по пояс. Из байкальского
своего детства помнила. Даже девчонки любили эту опасную игру - прыгать с
берегового камня через промоину на лед и обратно. Пощупала скинутые у самой
кровати колькины ботинки. Сухие. Значит, если и прыгал, то удачно.
Прошла в кухню - закуток, что напротив печки. Глянула в чугунок, в
кастрюлю, где хлеб держали. Можно не будить сына: прежде чем свалиться в
кровать, поел, как велела. Ни больше ни меньше. Ее порция как всегда: и
картошка, и хлеб, и молоко в кринке. Довольна осталась, что правильно сына
растит. В любви и строгости. Насмотрелась на балованных излишними бабскими
поблажками детей, без отцов оставшихся. Война и тут навредила, и этот вред