"Леонид Бородин. Повесть странного времени" - читать интересную книгу автора

быть, вовсе не думал, а знал существом своим, которое всегда только знает, а
не думает. Разве мог я предполагать, что к моему появле-нию на свет те, что
жили раньше меня, уже понавязали для меня узелков, что, появившись, я тотчас
же получил в наследство все их проблемы, беды и ошибки, что не свободен я с
первых своих шагов, с первого произнесенного слова, в первом проявлении
своем и в первом чувстве?!
Я ничего не знал. И, наверное, поэтому не замечал назавтра и в
последующие дни, что в нашей семье что-то произошло, что-то случилось.
Поскольку все было, как обычно, то воспаленные глаза матери по утрам я
воспринимал как ухудшение здоровья. Так говорилось. Молчаливость отца я
принимал за озабоченность здоровьем матери. Это и меня беспокоило и
огорчало. Но загадок я не хотел. Я хотел ясности и простоты. Я слишком
многого хотел.
...Между тем днем, который я описал, и другим днем, когда все
случилось, было еще несколько дней, но я их не запомнил. Сейчас в моей
памяти они стоят рядом.
С утра я собирался уйти в лесниковое зимовье. Оно было в шести или семи
километрах вверх по речке, которая в том месте перепрыгивала через завалы
камней, когда-то сорвавшихся с ближайшей скалы. Ранним летом через эти
пороги прорывался в таежные плесы на икромет серебристый хариус. В мутных
водоворотах он отстаивался, набираясь сил для прыжков на водяные кручи.
Здесь без труда можно было наловить на уху, можно было наловить и больше, но
я не жадничал и ходил в эти места больше из-за красоты их. Почти отвесные
скалы по обеим сторонам реки; на вершинах скал ветвистые, узловатые сосны,
по распадкам россыпи огромных камней, грохот порогов и маленькая, уютная
бревенчатая избушка на скальной площадке у порогов... Ее построил лесник,
тот самый, о котором говорил приезжий. Я с ним был хорошо знаком. Это он
впервые водил меня по тайге, учил читать следы, рыбачить, выслеживать
глухаря, разводить костры, находить воду. У него не было семьи, и он
относился ко мне, как к сыну. Часто мы с ним вместе приходили на пороги и по
нескольку дней жили в избушке. Родители мои доверяли леснику и отпускали
меня без уговоров.
Но больше, пожалуй, я любил приходить туда один. Тайги я не боялся. Уже
в тринадцать лет у меня был свой дробовик и я неплохо стрелял...
...Запах костра я почувствовал поздно, у последнего поворота, и еще не
успел ничего подумать, как увидел около избушки дымящиеся головешки и рядом
человека. Он сидел спиной ко мне и не услышал, когда я вынырнул из-за
деревьев. Странно было все: и как он сидел на земле, скрестив ноги и
покачиваясь из стороны в сторону, и как был одет, - в рваной телогрейке, а
неподалеку стояли огромные тупоносые ботинки. Сам он сидел босиком. На
голове у него была старая зимняя шапка. Это в июне-то!
Удивление мое было недолгим. Отлично помню, что я совсем не испытывал
страха. Было в его позе что-то беспомощное, безвредное. Может быть, от того,
что сидел он, обхватив ладонями лицо, низко опустив голову, да еще
покачивался. Можно было подумать, что он молится или плачет, или у него
сильно болит голова. Я сразу понял, что это тот самый человек. И тогда
пришло это чувство опьянения радостью подвига, риска, авантюризма или
чего-то еще, что овладело мной и управляло решениями моими и поступками.
Проверялась моя модель.
Я взвел боек, поднял ружье и крикнул по возможности басом: "Руки