"Леонид Бородин. Повесть странного времени" - читать интересную книгу автора

счастья, которое, кажется, выпадало на мою долю.
- То, что я тебе скажу, никто не должен знать. Даже отец и мать. Таков
главный закон нашей работы. Понял?
- Понял, - ответил я, сглотнув слюну.
- Несколько лет назад нами был арестован один очень опасный вредитель и
троцкист. Знаешь, кто такой троцкист?
- Который за Троцкого.
- Точно. Так вот, две недели назад он сбежал из... из тюрьмы, и мы
имеем сведения, что он может появиться в вашем поселке.
Тут я искренне удивился:
- Чего же ему здесь делать?
Как ни странно, этот вопрос смутил моего собеседника, по крайней мере,
он как-то замешкался, а я чуть-чуть усомнился во всей этой истории.
- Есть тут для него интерес. Но тебе этого знать не надо. Так вот, если
ты увидишь незнакомого человека, я говорю - незнакомого, потому что ты же
всех своих знаешь, вот если увидишь, никому ни слова, а сразу же беги к
леснику и скажи ему только два слова: "Он здесь". Все, что от тебя
требуется. Никакой слежки, и вообще никаких фокусов. Только два слова
леснику. Отцу и матери ни слова. Незачем их беспокоить. Все понятно?
- Понятно, - кисло проговорил я. Разочарование было полное. Такое
задание трехлетний бы выполнил. Да и появится ли этот человек здесь? А
появится, на глаза не полезет.
В это время начался клев. Как всегда неожиданно, один за другим стали
нырять поплавки то у меня, то у приезжего. Я уже поймал с полдесятка, а он
либо запаздывал подсекать, либо подсекал так, что леса со свистом вырывалась
из воды, улетала через голову, запутывалась при этом на ветках ближних
деревьев. Приезжий нервничал, потом начал злиться и, наконец, в очередном
рывке оборвал всю лесу, забросил удилище в реку, что, по рыбачьим законам,
дело аморальное.
Переходя с места на место, мы с отцом спускались вниз по течению,
выбирая то заводи, то перекаты, и следом за нами понуро брел наш гость,
взявший на себя функции искать в траве сорвавшихся хариусов и распутывать
наши лески, когда они цеплялись за кусты и ветки. Когда клев прекратился, мы
развели костер и стали жарить рыбу. Приезжий оживился. По части
приготовления он оказался специалистом и познакомил нас с несколькими
способами, о которых мы даже не слышали. Отец был молчалив необычно. Он
подозревал. Я никак не мог понять, что его беспокоило. Ведь дело было
пустяковое, и никаких причин для такого беспокойства не было. А он был не
только обеспокоен, он был раздражен. И эта раздраженность проявилась совсем
неожиданным образом, когда наш гость предложил достать невод и перегородить
речку. Отец ответил очень резко, почти грубо, в том смысле, что жадность
есть качество, присущее браконьеру, а не рыбаку. Тот сделал вид, что не
заметил отцовского тона и отделался шуточками. Это он умел.
...В то время мне было четырнадцать лет. Мир был старше и хитрее меня,
но я в это не верил. Я относился к нему как к ровеснику. И могло ли быть
иначе? Имея готовый результат, трудно ли придумать условия его получения.
Получив мир в определенном виде, я воспринимал историю его как
правдоподобную выдумку. Да и кто в четырнадцать лет может серьезно поверить,
что когда-то его не было, а все остальное было. Как вообще можно говорить о
бытии, не предпола-гая себя в нем? Так я думал или примерно так. А может