"Леонид Бородин. Расставание" - читать интересную книгу автора

Опять качает головой.
- Спешишь. Езжай-ка к себе, в Москву-матушку. Издалека взгляни на все
это дело. Проверься.
- Чепуха!
- Тебе - чепуха. Тебе венчание - процедура, а ей, Анастасье-то?
И вдруг я понимаю, что мне действительно придется ехать в Москву. Не
могу же я жениться с одним рюкзаком. И о жилье нужно подумать. И еще,
Господи, сколько предстоит суетиться! Но даже не это главное. Мне придется
Тосю оставить здесь, а этого я никак не могу себе представить.
- Тося! - кричу.
И она снова в комнате. Немного сонная. Видимо, задремала там. Я
вскидываюсь со стула, хватаю ее в объятия и зацеловываю ее лицо. Она для
меня сейчас до боли красива. Она отвечает чуть-чуть, но я знаю, что
скрывается за ее "чуть-чуть", и трепещу, и говорю хрипло и пьяно:
- Тося, я ведь должен уехать! - И спешу оправдаться. - Ненадолго.
- Конечно, - отвечает она спокойно, и я взрываюсь.
- Тебя это никак не волнует?
- Нет, - говорит она и щурится на люстру, под которой мягко хихикает
отец Василий.
- Но, черт возьми... у меня, может быть, в Москве есть женщина, и я
могу ее встретить.
- Ты должен ее встретить и объяснить все, - говорит она тихо и щекочет
мне лицо своей прядью у лба.
Мне действительно нужно кое с кем объясниться в Москве, но Тося,
самонадеянная женщина, вся светится уверенностью, словно исползала все
чердаки моей захламленной души. Я тащу ее за руку к отцу Василию.
- Объясни ей, что нельзя быть такой самонадеянной!
Он пожимает плечами, поглаживает бородку и хихикает счастливо. Я
обнимаю его и звонко чмокаю в щеку.
- Блаженные вы оба! - ору ему в ухо. - Оба блаженные! Мне хорошо с
вами! Но всегда ли так будет?
- Всегда не бывает, - отвечает он. - Но часто может быть.
Я бегу в Тосину комнату, приношу свой магнитофон, врубаю его на всю
мощность, кручу поповскую дочку за руки, отталкиваю, сам впадаю в
конвульсии, что в нашем веке именуется танцами. Она чувствует ритм, но
движется лишь чуть покачиваясь в такт, поводя плечами едва заметно, а руки
держа у подбородка... И все та же у нее сонная счастливая улыбка.
- А что, отец, - стараюсь я перекричать магнитофон, - в средние века
нас всех троих сожгли бы на костре! И за музыку эту, и за танцы, да за одно
присутствие при этом. А?
Тося поводит бровями - дескать, причем тут она? Но я знаю цену ее
полудвижениям, в них-то и есть настоящий сатанизм, за них-то и продашь душу
дьяволу!
- А тебя на медленном огне! - кричу ей. - На самых сырых дровах!
Я смотрю на ее маленькие ноги в мягких домашних тапочках, отороченных
дешевым мехом, и ужасаюсь, что бывало такое, сжигали... Вижу эти домашние
тапочки - и языки пламени, подбирающиеся к ступням. Вот они лижут ступни,
голени, колени... Господи! Озноб останавливает меня, я замираю посередине
комнаты, как истукан. Она тоже замирает и с легким беспокойством смотрит на
свои ноги. С ними все в порядке. Она подходит ко мне, прикасается и усмиряет