"Леонид Бородин. Третья правда" - читать интересную книгу автора

Что ему, бугаю такому, какая-то дырка в ноге! Но зато повязаны они будут
друг с другом словом и тайной.
- Замерз, али нет? - крикнул он егерю, обернувшись, но не
останавливаясь.
- Тащи!
- Тащу! - радостно взвизгнул Селиванов.
До дома добраться он рассчитывал потемну, так и получилось. На всякий
случай сделал крюк за огородами, чтоб не нарваться на людей. Оставив егеря
на волокуше, открыл избу, зашел, зажег лампу, а затем уже вернулся за
Рябининым и ахнул, увидев того на ногах.
- Отошло никак, - сказал Рябинин, делая пару шагов к крыльцу. Селиванов
подскочил на всякий случай поближе, вытянув руки вперед, готовый подхватить.
- А я чего говорил? Пустяковая дырка! С ей плясать можно. Судорога у
тебя была! На крыльце-то осторожней, доска сгнила...
Все-таки изрядно припадая на ногу, Рябинин поднялся на крыльцо, прошел
сени ощупью. Перешагивая через высокий порог, егерь покачнулся и заскрипел
зубами. Сняв с него заснежен-ную шубу, Селиванов провел его к кровати,
усадил, осторожно стянул с раненой ноги валенок. При этом заглядывал ему в
глаза и морщился, будто и сам боль испытывал. На руках его осталась кровь.
- Опять пошла. Сейчас мы ее придавим насовсем. Только теперь уж лежи и
не вставай!
Раскрыл громадный, в обручах, сундук, что стоял у печки, достал тряпки,
разрезал на бинты. Потом разбинтовал ногу, присыпал рану смоляной пылью,
забинтовал и завязал распоротую штанину.
В доме было холодно, как на улице. От дыхания пар стелился по избе и
белым туманом тянулся к лампе, которая нещадно коптила сквозь нечищенное,
надтреснувшее стекло. Набросав на егеря всяких одежд, что нашлись в доме,
сам, не раздеваясь даже, принялся за печь, что никак не хотела разгораться,
дымила и шипела, но сдалась упорству хозяина и защелкала полусырой березой.
Самовар разжегся гораздо быстрее и охотнее, хотя дыму напустил еще больше.
Изба казалась нежилой, да такой и была. Состояла всего из одной большой
комнаты, с русской печью посередине, а все прочее - громадная кровать с
никелированными спинками и фигурными шишечками на них (не иначе как
привезенная из самого Иркутска), стол на граненых ногах, сундук, лавка, две
табуретки, комод самодельной и грубой работы и даже самовар - все это
осталось от прежних хозяев. Ничего за эти годы не привнес в дом Селиванов, а
напротив, отсутст-вием своим лишил его души, и дом стал вроде не домом, а
лишь стенами с потолком и полом, да окнами, ставнями закрытыми.
- Как бродяга живешь... - угрюмо сказал Рябинин, осмотревшись вокруг.
- А я и не живу вовсе, - ничуть не обидевшись, ответил Селиванов.
Положено для порядку дом иметь - вот и имею! Говоришь, власть не признаю?
Власть не признавать - это что ее... против ветру! Хочет она, чтоб я
приписан был, так чего ж, это я могу!
- Тайга тайгой, - с сомнением ответил Рябинин, - а дом домом. Дома не
эта власть приду-мала! В тайге насовсем только зверь жить может.
- А я и есть зверь! - захихикал Селиванов, подбрасывая в печку дрова,
щурясь от пламени и греясь в нем. - Ты видел когда-нибудь, чтоб медведь
медведя насмерть драл? И я не видел. А вот в Рябиновке болтают, что твой
батя против своих сыновей воевал. Может, друг друга и положили в землю...
Так чего ж про зверя говорить. У него закон есть, и против этого закону