"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

Долгоиграющая пластинка крутилась, а про Максимюка, сидящего в углу на
полу, все как-то забыли. Вдруг опять раздался треск раздираемой ткани. Это в
очередной раз Биккель запел Расставаясь, она говорила...
С него сняли разодранную до пупа футболку и одели другую. И снова
забыли. Как вдруг через пол часа опять на пластинке очередь дошла до этого
романса, и снова футболка была разодрана во всю длину. Тогда кто-то из
студентов достал и напялил на него толстеннейшую морскую тельняшку. Тут же
возник спор, мол, разорвет, или - слабС. И специально поставили именно этот
романс. Теодор Биккель пел под испепеляющие душу гитарные аккорды: Одного
лишь тебя я любила и любовь берегла, как святыню... А Максимюк сидел на
полу, ухватив ворот тельника и тужился: Ы-ы-ы! Но тот не поддавался. Вдруг
все увидели, что он плачет. Я подошел, нагнулся и спрашиваю, мол, что с
тобой? Он же отвечает сквозь рыдания:
- М-мочи н-нет!
Медики народ добрый. Тут же кто-то принес ножницы и надрезал сверху
тельняшку, а Максимюк с жутчайшим треском разорвал ее под гитарный звон и
уснул с радостной детской улыбкой на лице.
...Одним словом, гениальная была личность Санька Максимюк.
Гениально писал, а так ничего и не написал. Гениально рисовал, а так
ничего и не нарисовал. Гениальные философские теории создавал еще в
1959 году, а так ничего и не создал. Эх, Максимюковский бы талант, да
на созидание, а не на ненависть и опрокидывание статуй в Летнем саду,
великая бы личность получилась. А так не вышло ничего, кроме больного с
циррозом печени, поскольку из всех видов человеческой деятельности выбрал он
алкоголизм и просто сгорел, умер в 56 лет от вышеупомянутого цирроза. Года
за два до Максимюковской смерти друган мой, Старикашка - Сева Кошкин,
встретил его на Невском. Причем, как тот утверждает, тусовался Максимюк с
какими-то ряжеными придурками и сам был в некой опереточной "казацкой"
форме, да еще портупеей перетянутый. На Севин вопрос, мол, что это на тебе
одето, ответил с гордостью, щелкнув на груди ремнями: "Казакую вот,
Старикашка!" Для меня лично это - полный шок. Максимюка с его недюжинным
умом и ряженых обормотов, увешанных советскими золотыми погонами, да копиями
новоделами царских крестов, я совершенно не могу представить стоящими рядом.
Грустно... Поговорили они о жизни, и Максимюк важно сказал, что больше не
пьет. На вопрос Севы: "почему", серьезно ответил: "Жить охота!". А через два
года умер. Но в моей душе жив будет, доколе жив я сам, ибо, слишком уж
сильно повязал нас нежный возраст отрочества и юности. Как много у меня с
ним случилось впервые в жизни! Правда, увы, все эти впервые случившиеся
события относятся к тем понятиям, с которыми к так называемому "приличному
обществу" не подпускают и на пушечный выстрел. Да, только, что мне до него,
Александр Лазаревич? Меня "приличное общество" никогда не привлекало. Меня
тянуло всегда к пацанам у пивного ларька.
Впрочем, ведь и я хаживал когда-то в "приличное общество".
Хаживал в те годы, когда пребывал в должности супруга тов.
Погосовой, и одновременно занимал пост преподавателя престижнейшего
МГИМО. Но душа, Шурик, не лежала, и если бы не занимаемые посты, в
жизни бы туда не ходил. Как и сейчас сердце не лежит. Не поверишь, у меня
даже ни одного костюма нет, ни одного галстука. Только джинсы.
В храм хожу в черных, а во все другие места в синих. Вот так и живу.
И, представь себе, прекрасно себя чувствую!