"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

фантастическую девочку, Светку Ковалеву. Такой, как у нее фигурки, я вообще
в жизни больше не встречал, во всяком случае подо мной. Еще бы! Все
пропорции - словно у нынешней куклы Барби.
Рыженькая была Светка со вздернутым носиком и sex appeal от нее пер
просто сногсшибательный. Мы с ней как-то очень быстро сошлись после первого
же факультетского танцевального вечера и совокупились. Всего-то один день у
меня дома, когда родители были на даче.
А вечером, вдоволь накувыркавшись, я жутко гордый повел ее показывать
Максимюку. Подтекст, конечно же был такой:вот, мол, смотри, какие у меня
теперь девочки, с тех пор, как я стал студентом филфака. Высший класс. Не
твоим медичкам чета. Да только увел ее
Максимюк прямо из-под меня. Когда все было выпито, то кинули мы с ним
на морского, кому бежать за добавкой, и выпало мне. А пока я бегал, засранец
этот сговорился со Светулей, чтобы она завтра пришла к нему одна. Так мне и
оказался полный отлуп. Запереживал я, помнится. И утешение нашел лишь в том,
что она, потрахавшись с ним где-то пол года, свалила и от него. Максимюк же
на эту бабенку запал просто до опупения. Боже, какие там в течение двух лет
происходили страдания и торчания под окнами в одном дворике возле Большого
проспекта Петроградской стороны! Я даже представить себе не мог, что он был
на такое способен! Причем я, как верный оруженосец, не только при всем этом
присутствовал, но еще играл весьма активную роль.
Часами убалтывал Светку на филфаке, убеждая ее вернуться к другу. По
его приказу бегал к ней домой, разговаривал с ее родителями, просил
передать, чтобы она спустилась к нам во двор. А та кочевряжилась, не
спускалась. Мы же с ним пили портвейн "Три семерки", греясь у батареи
светкиного парадника, и Максимюк, глотая слезы, рассказывал, как Ковалева
делает минет известному в Ленинграде поэту-песеннику.
Мол, тот ведет свою Волгу на скорости 120 км в час, а Светка ему
отсасывает.
Случилось там и несколько драк с очередными ковалевскими хахелями, и
битье стекол, и бегства от ментов. Так все и тянулось до тех пор, пока я сам
жутко ни влюбился и ни самоустранился от их уже весьма поднадоевшей мне
ситуации.
Последний раз я нечаянно встретил Светку в Москве поздней осенью
73 года. Она только что вернулась из Афганистана, где преподавала
русский язык. Все так же была стройна и хороша собой. Да еще в столь
шикарной шубе, что я обалдел. Разговорились, я и спрашиваю: Слушай, там же
при тебе короля скинули. Расскажи, как это все произошло?.
- Ох, - отвечает, это же была трагедия! Трагедия! Мне так его жалко,
так жалко! Особенно наследника! Мы ведь с ним очень, очень дружили!...
...В общем, Максимюк был человеком необычайно талантливым и мог бы
преуспеть во всем, что бы ни выбрал. К девятнадцати годам он уже
проштудировал всех античных философов, Канта и Гегеля, читал
Кьеркегора, Шопенгауэра. А также умудрился, вот так походя, прочесть
всего Ленина, да сделать из него выписки, чтобы доказать лично мне, что
Ленин и есть самый великий злодей на белом свете. Я же тогда краем души все
еще дедушку-то Ленина любил, несмотря на пьяные белогвардейские сопли. Я
ведь, до дружбы с Максимюком, наступившей в том же 1954 году, что и наше с
тобой дачное знакомство, главным образом читал "Васек Трубачев и его
товарищи", "Витя Малеев в школе и дома", "Чук и Гек", "Приключения майора