"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

Увы, кончилась она с прошлого января окончательно и бесповоротно.
Самому же мне накопить деньги на поездку, когда их часто нет просто на
бутылку, совершенно нереально. Так что, приходится отныне путешествовать по
белым ночам виртуальным образом. Я даже для фона моего windows - 98
сканировал десяток питерских открыток из комплекта "Белые ночи", а сейчас,
водочки приняв, меняю их постоянно на экране и любуюсь. Попишу так малость
после хорошей дозы в русском граненом стаканИ, еще приму, а потом включу
очередную открытку с пылающим небом и наслаждаюсь.
Вот передо мной только что Чернышев мост цепи распустил. А я, вдруг,
вспомнил, как мы с другом моим Санькой Максимюком в белую ночь 1959 года
взяли те цепи, да разъеденили.. И не только разъеденили, а спустили вниз с
моста в Фонтанку. На следующий же день, мерзавцы девятнадцатилетние, еще
наслаждались тем, как приехавший подъемный кран вытягивает их снизу и снова
закрепляет на мосту.
Единственно, что могу сказать в свое оправдание, это то, что идея от
начала до конца была не моя, а Максимюка. Он вообще был с детства полон
идей. Но все они у него были весьма деструктивны вроде разъема и спуска вниз
цепей на ленинградских мостах. Еще он, помнится, убеждал меня как-то
устроить разгром в Летнем саду. Мол, большевики там все перестроили.
А в ту далекую белую ночь мы с Максимюком, прежде чем дойти до
Чернышева моста, бродили по Марсову полю, насосавшись, как клопы
портвейном "Три семерки", и пели белогвардейские песни: "Мы смело в бой
пойдем за Русь Святую, и как один прольем кровь молодую. Пушки грохочут,
трещат пулеметы, красных перевешают белые роты". Потом пускались в пляс:
"Эх, пароход стоит да под парами, будем рыбу мы кормить комиссарами!" Еще
раз хотел бы подчеркнуть, что было это дело в глухом (хоть и оттепельном)
1959 году, а не в 89-ом, когда такие песни каждый мог позволить себе петь,
ибо за них уже никто никому ничего не мог ни дать, ни получить. В смысле
сроков.
Там же, на Марсовом поле, мы, время от времени, перемежали пение и
сосание бормотухи актуальными белогвардейскими лозунгами. Но тут я, как
человек северных и боязливых вятских кровей, уж, как ни был пьян, а
сообразил, что сие - явный перебор, и мы можем хорошо нарваться на пятьдесят
восьмую статью. Тогда Максимюк предложил для конспирации кричать их
по-французски, а я горячо поддержал.
Французский язык мы выбрали, потому как были уверены, что, мол, раз мы
его совершенно не знаем, не понимаем, то никто другой не поймет.
И завопили восторженно после очередного глотка трех семерок: Вив ля
женераль Корнилов! Вив ля женераль Краснов! Вив ля женераль
Май-Маевский! Вив ля женераль Кутепов! Вив ля адмираль Колчак!
И только через 4 года, учась на филологическом факультете
Ленинградского Государственного Университета имени Жданова, узнал я,
что ля женераль обозначает совершенно однозначно "генеральша". А поскольку
во французском языке все русские фамилии в женском роде не употребляются, то
получается, что славили мы в блистательную белую ночь 1959 года не белых
генералов, а их уважаемых супружниц. Но даже это грустное открытие в душе
моей белую идею не расплескало, и я пронес ее через всю жизнь бережно, как
доверху налитый стопарь.
Именно с этим бережным чувством и оборудовал я свой любимый белый
уголок, в котором сейчас сижу и пишу тебе письмо.