"Игорь Боровиков. Час волка на берегу Лаврентий Палыча " - читать интересную книгу автора

франкофонов, повел ее на Россию и там выиграл битву при Бороде. Нет при
Боро... Боро... quelque chose, j'ai oubliИ. (мол, я забыла). А потом такой
мороз настал, что все франкофоны позамерзали...
А для меня с Надькой вся Канада, как бы, понимаешь, за стеклом.
Она по одну сторону, а мы - по другую. Вот тебе простой пример.
Любой из нас, жителей застекольной страны "Русская иммиграция", идя
посреди местной толпы, лиц их не видит, не различает, не реагирует.
А видит, различает, реагирует только на своих: вон наш русский пошел, а
вон еще один, вон еще. Вон баба русская, а вон целых две.
Откуда их столько взялось? Во, блин, понаехали! А вон две красотки
длинноногие - точно наши! Среди местных таких не водится. Ох, бы к ним
подклеиться-то, как земляку!
При этом "наши русские" могут быть кем угодно: этническими русаками,
хохлами, татарами, грузинами, евреями, армянами, то есть любыми из ста
бывших совейских наций. Это там мы себя делили, а тут
- все "русские". Причем, не поверишь, нам, чтобы из толпы своего
человека вычленить, вовсе даже не обязательно в лицо ему взглянуть.
Мы здесь друг друга не то что по спинам, даже по походке узнаем и
никогда не ошибаемся. Не то, что вы там у нас в России! Я когда домой
приезжаю, то ко мне все матрешечники лезут, да по-английски лопочут. Ежели
трезвый, просто плечами пожимаю и мимо прохожу. А коли поддатый, то
обязательно остановлюсь и поэта Клюева процитирую бойким таким окающим
голоском: "Маракую я по басурмански-то, маракую. Но душа не лежит! Ой, не
лежит! Наши-то курские соловьи, ох как голосистей!". И матрешечник сразу
оторопеет, как тот Незнайка.
Правда, такая ситуация длится со мной лишь первые две недели, пока рожа
не опухнет и не покроется сизо-малиновым "загаром". Тогда матрешечники меня
больше не тревожат, а достают лохотронщики. В
98-ом году, за пару дней до дефолта, числа пятнадцатого августа, я как
раз уже две недели гулял по столице и весьма успел "обрусеть".
Вышел днем с жутчайшего бодуна из метро Китайгород и в ожидании моего
часа волка, сиречь 16-00, шел пешочком до Русского бистро на
Пушкинской, чтобы там откушать пирожков с водочкой. Вдруг возле
гостиницы "Москва" на Манежной площади подлетает ко мне девица лет двадцати
и давай щебетать: Мы вас поздравляем, вам ужасно повезло, вы выиграли этот
уникальный итальянский кухонный комбайн. При этом показывает мне на какой-то
ящик весь в красивых надписях.
Я ей и говорю: "Вот счастье-то, красавица, хоть раз в жизни повезло!
Слушай, давай я его тебе подарю, ты же мне взамен ссуди десяточку на
опохмелку, а то менты позорные все карманы обчистили, я ведь с вытрезвителя
иду". Как она от меня шарахнулась! Я за ней, а рядом стоящий амбал в грудь
мне уперся и цедит: Вали отсюда, папаша, гуляй, гуляй! А мне опять в кайф,
свой я здесь, земляк, не иностранец какой-нибудь!
Помнится как-то давным-давно, весной то ли 66-го, то ли 67-го года,
торчу я ночью на Лиговке у автобусной остановки прямо напротив
Московского вокзала и жду последнего автобуса тридцатку, чтобы
вернуться домой от Андрюши Воробьева, где вся наша компания пила водку и
слушала Высоцкого. Стою, курю, смотрю по сторонам на ночную жизнь площади
Восстания и вижу, как через Лиговку в мою сторону идет фигура мужика с
огромным чемоданом. Ну, идет, это чересчур громко сказано. Правильнее бы