"Алла Боссарт. Повести Зайцева" - читать интересную книгу автора

Вот как любил Билятдин Сафин это дело. А сегодня, накануне праздника, в душе
был особенный лад. Билятдин радовался, что пригласил в гости мужиков,
представлял, как Галия расстарается, напечет-наварит, как будет он сидеть во
главе стола и по праву гордиться умным Рашидкой, статным Рахимкой и ангелком
Афиечкой. Он вспомнил, как испуганно вдруг улыбнулась Наина Андреевна,
приглашенная на день рождения наряду со всеми, и запел один в светлом,
крепко пахнущем свежим деревом цехе, затянул высоким голосом, вольно и
однообразно, как степь.
Была у Билятдина и мечта. Он мечтал сработать гроб товарищу Леониду Ильичу
Брежневу. И поскольку Билятдин был мужчина трезвый и прозаический, в мечте
его тоже не было ничего дикого и безумного. Хоть и не такой уж глубокий
старик, но выглядел Леонид Ильич Брежнев не сильно жильцом. Дряхлеющий на
глазах трухлявый гриб - вот как примерно он выглядел, если кто не помнит.
Теперь дальше. Конкурентов в изготовлении императорского гроба у Билятдина
нет, потому что он, как уже известно, лучший мастер на заводе, а завод -
единственный в Москве, и все правительственные заказы идут к ним. Даже
Сталину саркофаг работал здешний мастер - ну, конечно, в спецмастерской при
Кремле. Помер, как ни странно, этот старичок недавно (не Сталин, а мастер)
целиком и полностью своей естественной смертью. Так что очень даже возможно,
здраво рассуждал Билятдин Сафин, его зудящая мечта осуществится, и очень
скоро. Боялся Билятдин только, что Политбюро КПСС и правительство, как
разочарованные в советском мастеровом с его своеобразными руками, не
поленятся сторговаться с каким-нибудь немцем. И еще было у него одно
секретное опасение. Поговаривали, что сам товарищ Леонид Ильич Брежнев лично
- давно помер, а целуется со всеми взасос его абсолютный двойник,
какой-нибудь артист, которому потом тайно дадут заслуженного, если не
выбросят из машины на полном ходу где-нибудь на междугородной трассе.
Билятдин слыхал, что и смерть Сталина пару дней скрывали, чтобы не волновать
народ и мировую общественность, а главное, потому что не разобрались между
собой. Вот и сейчас, не исключал Билятдин, товарищ Леонид Ильич Брежнев
втихаря похоронен, а эти сразу и передрались, - не знают, кому доверить
пост. И пока махаются промеж себя - посылают целоваться взасос с неграми
артиста. И тогда, конечно, вряд ли удастся Билятдину показать, на что
способен российский мастеровой, если он художник своего дела.
Штука в том, что шедевр уникальный этот самый, колоду номер шесть своей
жизни, свою Сикстинскую капеллу, Аделаиду Ивановну свою, свое 18 брюмера -
Билятдин Сафин сочинял уже давно. И был близок к завершению.
- Заруливай, Ахматыч! - уважительно приветствовали мужики во дворе. Как
обычно с наступлением тепла, они теснились на двух лавках возле вбитого в
землю одноногого стола и отдыхали. Отдыхали мужики с двумя пол-литрами белой
(плюс порожняя под столом) и пятилитровой канистрой пива. Закусывали крупным
лещом, отдирая тонкие лучинки рыбьей плоти. Миша Готлиб, по-видимому хозяин
леща, готовил следующую порцию, с ненавистью круша жестяную тварь о край
столешницы.
- Давай, Сафа-Гирей, не обижай православных! - Миша мизинцем поправил очки и
смахнул прилипшую к стеклу перламутровую чешуйку.
- Это с какого бодуна, Мишаня, ты православным-то заделался? - упрекнул
Борщов, дурень и халявщик, которого терпели только потому, что был когда-то
этот козел одноклассником Миши Готлиба, человека во дворе уважаемого за
образованность и широту души.