"Дуглас Боттинг. Джеральд Даррелл: Путешествие в Эдвенчер " - читать интересную книгу автора

времени. Вернувшись в Англию, она привезла с собой все поваренные книги и
заметки, сделанные в годы жизни в Индии. Неко торые из любимых рецептов
Луизы - английские, англо-индийские и ин дийские - были записаны в красивом
викторианском блокноте ее мате рью: "чаппати", "тофу", "Пирог", "молочный
пунш", "немецкие булочки", "еврейский маринад" (сливы, перец чили, финики,
манго и зеленый им бирь). Многие записи сделаны ее собственной рукой и
отражают уже ее вкусы - "цветная капуста по-афгански", "индийские отбивные",
"цыпле нок, жаренный по-американски", "голландский яблочный пудинг", "индий
ский сливовый пирог", "русские сладости", "пирог на каждый день", "спи
ральные носочки" (загадочное название!) и "детская вязаная шапочка" (еще
одна неожиданность!). Но индийские блюда всегда были ее любимы ми. Не
утратила мама интереса и к алкоголю: вино из одуванчиков, вино из изюма,
имбирное вино (для которого требовалось шесть бутылок рома) и вино из
маргариток (четыре кварты цветков маргаритки, дрожжи, лимо ны, манго и
сахар).
Неудивительно, что Алан Томас вскоре стал проводить все вечера и вы
ходные дни с семьей Дарреллов. Он быстро понял, что это незаурядное се
мейство:
"Я никогда не видел такой безоговорочной щедрости и гостеприимства.
Никто из друзей этой семьи не сможет отрицать, что их общество украша ло
жизнь всех вокруг. Все шесть членов семьи Дарреллов были замечатель ны сами
по себе, а во взаимодействии друг с другом они были еще лучше, чем в
отдельности. Раскаты раблезианского хохота, чисто английское ост роумие,
песни Ларри под аккомпанемент гитары или пианино, яростные споры и
оживленные беседы затягивались далеко за полночь. Я чувство вал, что моя
жизнь обрела новое измерение".
Лоуренс вспоминает, что именно тогда Маргарет взбунтовалась и отка
залась возвращаться в школу, а Лесли "вполголоса напевал, любовно пере бирая
свою коллекцию ружей". Из Джеральда уже в те дни вырастал вы дающийся
натуралист. Все ванные в доме были забиты его тритонами и го ловастиками, а
также им подобными созданиями.
"Хотя было трудно сказать, что миссис Даррелл управляла жизнью се
мьи, - вспоминает Алан, - однако только благодаря ее мягкосерде чию, ее
забавному, безграничному терпению эта семья оставалась семьей. Она умела
смягчать даже самые яростные вспышки ирландского темперамента, я помню, как
Джерри возмущался тем, что Ларри, собравшись помыться, вытащил затычку из
ванны, где было полным-полно всякой жив ности. Захлебываясь от невыразимой
ярости, подыскивая самое оскорби тельное слово в своем словаре, Джерри
выкрикнул: "Ты, ты... ты... Ты - ПИСАТЕЛЬ!"
Но Джеральд во многом опирался на бескорыстную и искреннюю под держку
старшего брата: "Когда мне было шесть или семь лет, а Ларри был еще
неизвестным писателем, борющимся за признание, он постоянно со ветовал мне
начать писать. Опираясь на его советы, я написал несколько стихотворений, и
Ларри с глубоким уважением отнесся к моим виршам, словно они вышли из-под
пера Т.С. Элиота. Он всегда бросал свои заня тия, чтобы перепечатать мои
стихи. Именно на его машинке я впервые увидел свое имя в напечатанном виде".
Незадолго до смерти, когда в живых осталось меньше половины семьи,
Джеральд любовно и честно описал свое бурное детство. Дрожащей рукой на
желтой бумажной салфетке из ресторана он написал: "Моя семья - это омлет из
ярости и смеха, приправленный диковинной любовью, сплав глу пости и любви".