"Симона де Бовуар. Трансатлантическая любовь (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

Теперь, милый, отвечу серьезно на серьезную часть твоего письма.
Во-первых, мне было приятно узнать, что ты собираешься сделать меня
несчастной на долгие годы, если все пойдет хорошо. Согласна! Я не хочу,
чтобы ты совсем исчез из моей жизни, и готова присутствовать в твоей хоть в
таком качестве. Спасибо за эту новость, я снова испытала чувство спокойной
нежности к тебе, когда-то такое привычное, но теперь почти исчезнувшее. Оно
вернулось, и мне хорошо, ты так дорог мне, милый.
Но теперь я тоже буду тебя ругать! По-твоему, я истеричка... Да ты
просто слишком самоуверен! Когда мы только познакомились, ты сам
признавался, что обращаешь в псевдомудрость свое самодовольное нежелание
ничего знать: крокодил в тине. Да, у тебя уютный, засыпанный снегом дом,
тебе там хорошо вместе с твоими чокнутыми приятелями-наркоманами, но это еще
не основание для такого безоблачного оптимизма. Допустим, мир продлится еще
несколько лет, хотя я сомневаюсь. К тому же для вас это будет мир, а для
нас - русская оккупация. Может быть, война и не вспыхнет, даже если русские
захватят Париж, но нам-то легче не будет. Считать, что коммунисты в первую
очередь расправятся с Сартром и его сторонниками, вовсе не тщеславный бред,
как ты выражаешься. Так считают все без исключения наши знакомые. Коммунисты
ненавидят его смертельно, среди интеллигенции он для них враг номер один.
Вполне вероятно, что нам действительно придется уезжать, как это ни ужасно,
и истерия тут ни при чем. Знаешь, я сейчас вспоминаю, как году в тридцать
девятом - сороковом, когда моя подруга-еврейка в панике говорила о еврейских
концлагерях, у меня тоже было ощущение, что это истерия, но ведь она
оказалась права. Когда человек не ощущает опасности нутром, она кажется ему
не вполне реальной. Моя подруга видела, что французы без еврейской крови не
понимают ее, она чувствовала себя одинокой и беспомощной, я хорошо это
помню. Точно так же сейчас ситуация видится нам с тобой по-разному, и тебе
проще не замечать, что самое худшее действительно может произойти (точно так
же, как ты обратил все в шутку, когда я летом чуть не утонула).
Теперь второе: приезжайте в Штаты, пишешь ты. Сартр и я считаем, что
сразу же угодим там за решетку, но дело даже не в этом. В глазах французов
искать убежища в Штатах есть политический выбор, и он для нас неприемлем.
Предположим, в один прекрасный день война кончится и мы захотим вернуться:
представь себе, как на нас дома будут смотреть, если в момент, когда Сталин
захватывал Францию, мы бросились в объятия Трумэна? Конечно, мы должны
писать, но сохраняя доверие тех, для кого пишем, а бегство в Штаты сразу же
превращает нас в предателей. Если человек там родился, дело другое: он там
живет, и проблема выбора перед ним не стоит. Но эмигрировать туда означает
одобрение и согласие. Это вопрос не гордыни, а порядочности. Пойми, левых
французов, даже либеральных, выворачивает от нынешней американской политики,
и меня в том числе. Мы презираем богатеев-капиталистов, которые бегут в
Нью-Йорк, дрожа за свои кошельки. Выбрать Америку значит выбрать капитализм,
а это противоречит всему, что мы всегда писали и говорили. Конечно, для
судеб мира наш выбор не важен, но для нас он важен очень. К тому же
возникает проблема материальная, и она тоже тесно переплетается с моральной.
Чем мы можем в Америке зарабатывать? Статьями, выступлениями по радио и т.
д., иначе нам просто нечего будет есть. В 1940-1944 годах французы в Штатах,
чтобы прокормиться, вынуждены были работать на пропаганду (чего коренные
американцы могли не делать). Но тогда была другая ситуация, а сегодня это
совершенно для нас исключено. Мы можем ехать разве что в Бразилию.