"Симона де Бовуар. Трансатлантическая любовь (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

пятнадцать лет. Это страдание и это счастье и есть молодость, ты подарил мне
ее среди других твоих роскошных даров.
Я страшно занята. Сегодня в двенадцать за нами приехали социалисты на
огромной машине и увезли Мерло-Понти (это один из редакторов "Тан модерн"),
Сартра и меня за город. Там мы обедали и обсуждали со старыми бонзами
возможность сближения между экзистенциализмом и социализмом. Не думаю, чтобы
у нас что-то вышло: французская социалистическая партия слаба и беспомощна,
она давно отстала от жизни, но сейчас это единственная лазейка между
консервативным МРП и ФКП, поэтому мы просто обязаны как-то с ними
сотрудничать. Будем устраивать дискуссии, встречи и тому подобное. Ты все
узнаешь из моих писем.
Потом я написала несколько страниц "Америки": хочется закончить ее до
того, как снова к тебе поеду. А после ужина мы побродили с Сартром по
набережным Сены - осенью, в лунном свете, в них есть что-то удивительное.
Естественно, опять говорили о социалистах. Потом пошли в гости к одному
симпатичному художнику, Андре Массону, я тебе рассказывала про него: он
какое-то время совсем ничего не ел, потому что ему казалось, будто он ест
краски. Он развлекал нас невероятными историями про привидения. Представь
себе, он в них верит, хотя во всем остальном вполне нормальный человек. Еще
он рассказывал забавные байки про сюрреализм - когда-то это было необычайно
интересное направление, но теперь отжило свое, устарело - в общем,
пройденный этап. Я вернулась домой, в розовую комнату, и села тебе писать. У
меня осталось немного твоего виски, турецкие сигареты и гигантские спички,
которые ты мне преподнес, и мне все время кажется, что мы увидимся совсем
скоро, завтра или послезавтра. Ладно, пусть не завтра, главное, я знаю, что
это будет: я увижу тебя, твою улыбку, услышу твой голос.
Завтра пошлю тебе перевод моей пьесы. Ее поставили в 1945 году, моя
русская приятельница играла там Кларису. В этой пьесе масса недостатков, но
мне хочется, чтобы ты хоть что-то мое прочел. Напиши честно свои
впечатления, даже если сочтешь ее чудовищной. В Чикаго сейчас шесть, ты,
наверно, сидишь за машинкой, печатаешь новеллу, и я знаю, что ты видишь в
окне, знаю, какое у тебя выражение лица. Любимый, постарайся, пожалуйста, до
весны ни на ком не жениться, мне так хочется побыть с тобой долго, как
следует, - где хочешь, как хочешь, мне все равно. Спать рядом с тобой каждую
ночь, видеть утром, как ты улыбаешься... Мы должны сделать себе такой
подарок, Нельсон, должны, я готова ради этого на все. Спокойной ночи, милый
мой друг, муж, любовник. Мы были счастливы и еще будем счастливы. Я люблю
тебя, мой "абориген", мой крокодил, мой Нельсон.
Вторник
Утра мучительны, любовь моя: я открываю глаза, а тебя рядом нет. В
прошлом году моя жизнь была яркой и заполненной, сегодня все пусто.
Вчера, когда я сидела и работала в кафе "Дё маго", туда зашел Кёстлер,
ты знаешь, кто это, он написал "Ноль и бесконечность" и "Испанское
завещание" (прекрасная вещь). Не помню, что ты думаешь о нем как о писателе,
но, по-моему, я тебе рассказывала про странный вечер, когда он, Сартр, Камю
и я напились и плакали над нашей дружбой, которую губят политические
разногласия, это было очень смешно. Мне нравится и он, и его хорошенькая
милая жена. Мы пошли вместе на выставку Моне, Мане, Ренуара и
Тулуз-Лотрека - ту самую, что мы видели с тобой в Чикаго, и сердце мое
заныло. Но одного я тебе не сказала: в прошлом году я провела с ним ночь,