"Симона де Бовуар. Трансатлантическая любовь (Фрагменты книги) " - читать интересную книгу автора

одно: я никогда не смогу отдать тебе все, и поэтому на душе у меня
неспокойно. Милый, это настоящий ад - быть далеко друг от друга и не иметь
возможности посмотреть в глаза, когда говоришь о таких важных вещах.
Чувствуешь ли ты, что именно от любви я стараюсь говорить правду любой ценой
и в этом настоящей любви больше, чем в словах "я люблю тебя"? Чувствуешь ли
ты, что я хочу быть не только любимой, но и достойной твоей любви? Прочти
это с любящим сердцем, представь себе, будто моя голова лежит у тебя на
плече. А может быть, ты и не воспримешь мое письмо так серьезно, ведь я пишу
о том, что ты и без того знаешь. Но не написать я не могла, потому что наша
любовь должна быть честной, наша встреча не должна обернуться
разочарованием. Тут я возлагаю надежду и на тебя, и на себя. Как бы ты к
этому ни отнесся, все равно обними меня крепко-крепко.
Твоя Симона
Олгрен ответил, что собирался просить ее выйти за него замуж, когда она
приедет. Он предпочел бы дождаться встречи для столь серьезного разговора,
но письмо от 23 июля заставило его взглянуть на вещи трезво: брак вынудил бы
их обоих к невозможному разрыву с тем миром, от которого каждый из них
неотделим. Разве можно обрубить корни, которые привязывают ее к Парижу, а
его - к Чикаго, не обрекая себя на ностальгию и не совершая своего рода
духовного самоубийства? Тем не менее он чувствует себя связанным с ней узами
брака, более крепкими, чем те, что связывали его некогда с законной женой. А
насчет будущего... Не возненавидит ли он ее в один прекрасный день? Сегодня
ему это кажется невозможным. Он благодарен ей и готов ради нее отказаться от
общепринятой формы совместной жизни: они поживут какое-то время вместе, и
она уедет. Если он сможет, то приедет во Францию, а потом уедет назад без
трагедий и сцен.


25.

Суббота, 28 июля [1947]
Нельсон любимый, пишу на ярко-голубой бумаге, потому что сердце мое
полно такой же ярко-голубой надежды: нас ожидает большая радость. Если все
будет в порядке, то я приеду к тебе в Вабансию в начале сентября, а точнее,
седьмого, и пробуду до двадцатого. Почти две недели мы сможем провести в
нашем пастушьем пристанище в объятиях друг друга. У меня будет прямой рейс
Париж-Чикаго, я сяду в самолет шестого вечером и прилечу седьмого в
восемнадцать часов (по чикагскому времени). Не приезжай в аэропорт, все эти
ужасные пограничные формальности длятся бесконечно, и я буду нервничать,
зная, что ты где-то близко, а я не могу тебя увидеть. К тому же аэропорт не
лучшее место для встречи мужа и жены после долгой разлуки. Жди меня дома с
хорошим виски, ветчиной и вареньем, потому что я буду усталая и голодная. И
запаси побольше любви, скупи все лучшие марки любви местного производства в
бутылках и банках, какие есть у вас в бакалее. Милый, я не могу и даже не
пытаюсь выразить, как я счастлива. Все решилось внезапно. Я знала, что у
меня будут в сентябре две свободных недели, но Чикаго казался таким далеким,
мысль о том, чтобы туда отправиться, пугала меня так же, как тебя - мысль о
поездке в Нью-Йорк, когда я тебя звала. Я знала, что, если буду настаивать,
смогу получить деньги от своего издателя. И вдруг я подумала: что значит
"далеко"? Что значат двадцать четыре часа полета, если по-настоящему хочешь