"Симона де Бовуар. Очень легкая смерть" - читать интересную книгу автора

произойдет, а присутствие мое только встревожит мать. Я поцеловала ее, и она
улыбнулась мне своей страшной улыбкой: "Я рада, что ты видела меня, когда
мне так хорошо!" В половине первого я приняла снотворное и легла. Меня
разбудил телефонный звонок: "Ей осталось жить несколько минут. Марсель
поехал за тобой на машине". Марсель, родственник Лионеля, помчал меня по
безлюдному Парижу. У заставы Шампере мы остановились у бистро, открытого,
несмотря на поздний час, и наспех проглотили у стойки по чашке кофе. Элен
встретила нас в саду перед клиникой: "Все кончено". Мы поднялись наверх. Мы
давно были готовы увидеть труп на постели мамы, и все же это было
непостижимо. Я коснулась ее холодной руки и лба. Она еще была здесь, но мы
знали, что она ушла навеки. Бинт придерживал ее подбородок, обрамляя
застывшее лицо. Сестра хотела поехать за вещами матери на улицу Бломе:
"Зачем?" - "Кажется, так принято". - "Нам с тобой это ни к чему". Я не могла
представить, что мать нарядят, словно она собирается в гости, и вряд ли ей
этого хотелось. Она не раз говорила, что ей все равно, как ее будут
хоронить. "Наденьте на нее длинную ночную рубашку", - сказала я мадемуазель
Курно. "А как быть с обручальным кольцом?" - спросила Элен, доставая его из
ящика в столе. Мы надели его матери на палец. Почему? Вероятно, потому, что
на всем свете уже не было места для этого тонкого золотого колечка.
Элен валилась с ног. Бросив последний взгляд на то, что уже не было
мамой, я поторопилась увести ее. Вместе с Марселем мы выпили по рюмке
коньяку у стойки кафе Дом. Элен стала рассказывать. Нужно приберечь смерть.
В девять часов из палаты вышел Н. и сказал сердито; "Еще одна скобка
соскочила. Столько мы с ней воаддись - и все зря, просто зло берет!" Он
ушел, оставив Элен в полном отчаянии. Руки матери были ледяными, но она
жаловалась, что ей жарко, и дышала затрудненно. Ей сделали укол, и она
заснула. Элен разделась и легла, открыв детективный роман. К полуночи мать
забеспокоилась. Элен и сиделка подошли к ней. Она открыла глаза: "Что вы тут
Делаете? Почему у вас такой испуганный вид? У меня все в порядке". - "Тебе,
наверно, приснилось что-то неприятное". Когда мадемуазель Курно укрывала
маму, она притронулась к ее ногам: могильный холод уже коснулся их. Элен
подумала, не вызвать ли меня. Но мама была в сознании, и мое присутствие в
неурочное время встревожило бы ее. Элен легла. В час ночи мама опять
зашевелилась. Она задорно бормотала слова старой песенки, которую часто
напевал отец: "Ты уходишь, ты нас оставляешь". Элен сказала: "Да нет же, я
не оставляю тебя". Мать понимающе усмехнулась. Дышать ей становилось все
труднее. После первого укола она пробормотала невнятно: "Нужно...
приберечь... смерть..." - "Что приберечь?" - "Смерть, - отчетливо выговорила
мать и добавила: - Я не хочу умирать". - "Но ты поправляешься!" Потом ее
речь стала совсем бессвязной: "Я должна успеть сдать книгу... Пусть она
кормит грудью, кого хочет". Сестра оделась; мать почти потеряла сознание.
Вдруг она вскрикнула: "Я задыхаюсь!" Рот ее открылся, расширенные глаза
казались огромными на обтянутом лице. Судорога пробежала по телу мамы, и она
потеряла сознание. "Идите звонить", - сказала мадемуазель Курно. Элен
позвонила, но я не ответила. Телефонистка звонила полчаса, пока ей удалось
меня разбудить. Элен вернулась к матери, уже ничего не сознававшей. Сердце
ее билось неровно, она тяжело дышала полусидя, с остекленевшим, невидящим
взглядом. Потом все кончилось. "Врачи говорили, что она угаснет как свечка,
а вот как оно получилось", - сказала Элен, разрыдавшись. "Уверяю вас,
мадам, - ответила ей сиделка, - это была очень легкая смерть" Всю жизнь мать