"Симона де Бовуар. Очень легкая смерть" - читать интересную книгу автора

Страдающая плоть вновь превратилась в женщину.

Проснувшись, я тут же позвонила Элен. В середине ночи мать пришла в
сознание; она узнала, что подверглась операции, и как будто не удивилась
этому. Я поспешно вскочила в такси. Тот же путь, та же теплая голубая осень,
та же клиника. И вместе с тем все изменилось: это было не выздоровление, а
агония. До сих пор я спокойно приходила в клинику, равнодушно шла по ее
коридорам. За закрытыми дверями свершались чужие трагедии, но наружу ничто
не просачивалось. Теперь одна из этих трагедий стала моей. Я поднималась по
лестнице то как можно быстрее, то как можно медленнее. На двери висела
табличка: "Посещения запрещены". В палате тоже все переменилось. Кровать
стояла, как накануне, изголовьем к стене. Конфеты были убраны в шкаф, книги
тоже. Цветы исчезли с большого стола в углу, теперь там стояли бутылки,
банки, колбы. Мать спала, из ее ноздри больше не свешивался зонд, и смотреть
на нее было не так тягостно. Однако под кроватью виднелись стеклянные сосуды
и трубки, сообщающиеся с желудком и кишечником. От левой руки тянулась вверх
трубка капельницы. На матери не было никакой одежды: ее грудь и голые плечи
были укрыты халатом как одеялом. На сцене появилось новое лицо - отдельная
сиделка, мадемуазель Леблон, грациозная и хрупкая, точно с картин Энгра.
Волосы ее были убраны под синюю косынку, на ногах бахилы из белой материи;
она следила за капельницей, встряхивала колбу, разводя в ней плазму. Элен
сказала мне, что, по мнению врачей, развязка, возможно, отсрочится на
несколько недель или даже месяцев. Она спросила у профессора В.: "Что скажут
маме, когда боли возобновятся в другом месте?" - "Не беспокойтесь, мы
найдем, что сказать. Мы всегда находим. И больной всегда верит".
Днем мать открыла глаза; она говорила еле слышно, но здраво. "Ну и
ну! - сказала я, - ты ломаешь себе ногу, а хирург находит у тебя
аппендицит!". Она подняла палец и прошептала не без гордости: "Не
аппендицит, а перитонит. Какое счастье... что... здесь". - "Ты довольна, что
я здесь?" - "Нет. Что я здесь". Подумать только, перитонит, и ей так
повезло, она попала в эту клинику! Итак, предательство началось. "Как я
счастлива, что больше нет зонда. Как счастлива!" Ее освободили от гноя, от
которого накануне вздувался живот, и она больше не мучилась. Обе ее дочери
были с ней, она считала себя в безопасности. Когда вошли врачи Н. и П., она
сказала с удовлетворением: "Видите, меня не бросают", - и закрыла глаза.
Врачи обменялись замечаниями: "Поразительно, как быстро она поправляется!
Прямо на глазах!". И действительно, благодаря всем этим вливаниям и
переливаниям лицо матери слегка порозовело и казалось здоровым. Простертая
здесь накануне несчастная страдающая плоть вновь превратилась в женщину.
Я показала матери журнал с кроссвордами, который принесла для нее
Шанталь. Она прошептала, обращаясь к сиделке: "У меня есть толстый словарь
Ларусса нового издания, я недавно купила его для кроссвордов". Этот словарь
был одной из последних ее радостей. Она стала говорить о нем задолго до
того, как решилась приобрести, и всегда сияла, когда я искала в нем
что-нибудь, с Мы тебе его принесем", - сказала я. "Хорошо. И "Нувель Эдип"
тоже принесите, я там не все разгадала..." Приходилось угадывать по губам,
что она произносит, и слова ее, вылетающие вместе с выдохом, были
таинственны и тревожны, будто прорицания оракула. Самые простые желания и
заботы матери утратили реальную связь со временем, ведь смерть уже