"Людмила Бояджиева. Сердце ангела " - читать интересную книгу автора

этого и Верзила ушел. Никому ни гугу. В школу потом мать забежала,
заплаканная вся, и говорит, что уехал сын к бабушке то ли в Ирландию, то ли
в Шотландию. Но мы-то знали - к цыганам он подался, что тут, на горке,
шатры разбивали и говорящих зверей показывали... Да если вам что надо ещё
узнать, так я много знаю. Но задаром молоть языком не стану, - предупреждал
бакалейщик наведывавшихся к нему репортеров. И был страшно возмущен, когда
увидел в газете свое имя, и даже фото, но слова были там такие, что и
присниться Янису не могли. Он, якобы, утверждал, что Криса Флавина впервые
увидел на представлении бродячего цирка в номере "чудо-мальчик", творящим
невиданные вещи. Вот и верь после этого прессе. А, может, и вправду, малый,
изображенный на портретах, вовсе и не Верзила Флави? Рост, конечно,
совпадает, да и глаза те самые - глубокие, острые, - но мощные мышцы и
яркая красота, сводящая с ума девиз, - это-то откуда?
Действительно, на плакатах и рекламных портретах лицо Криса Флавина
отличалось фантастической и, как многим казалось, нечеловеческой
привлекательностью. В нем было что-то индусское, древнее, напоминавшее о
каменных идолах и таинственных визитах инопланетян: крупные, четкие, словно
высеченные резцом, черты, смоляным глянцем лоснящиеся волосы, бронзовая
кожа, туго обтягивающая узкий костяк. Его глаза привораживали - пристально
глядящие из глубоких глазниц, они словно мерцали внутренним светом, - так
необычен был контраст темной масти и светло-серой, почти серебристой,
радужки. Большой, изящно очерченный, как на изваяниях Будды, рот навевал
мысли о восточном сладострастии и божественном могуществе.
В общем-то, Флавин остался доволен работой специалистов высокого
класса, поработавшими над его имиджем. Он не скупился на оплату мастеров,
имея основания полагать, что любой заурядный фотограф превратит его в
смехотворного уродца. Таким казался себе Крис на ранних фотографиях,
запечатлевший его первые школьные выступления.
Толстогубый мальчишка с резкими чертами длинного лица и тяжелым,
каким-то сверлящим взглядом из-под густой челки, закрывающей до бровей
высокий лоб. Он был не в меру высок и худ, стеснялся длинных рук и тонкой
шеи. Верзила Флави выглядел затравленным, опасаясь очередных насмешек и
издевательств. Позже Крис понял, что лишь гипертрофированные комплексы
собственной физической неполноценности в сочетании с тайными амбициями
нереализованного гения легли в основу его непомерной гордыни и ощущения
инородности в мальчишеской среде. Он стеснялся своей немощи, избегая
спортивных занятий, боясь проявить себя слабаком. Он страстно желал любви и
поклонения, но сторонился даже приятельских отношений с ровесниками. Он
знал, что сильнее и лучше всех, но оставался гадким утенком, изгоем.
Сцена действовала на подростка магически. Какая-то неведомая сила
заставляла Кристоса, придушив свои комплексы, участвовать в любых школьных
представлениях - на правах статиста, суфлера, бутафора. Ему приходилось
разрисовывать холст, ржать за кулисами, изображая лошадь, быть Вороном и
Статуей в мифологических сценах из школьной программы. Чувствуя себя
несчастным и потерянным, как заблудившийся в дебрях ребенок, Кристос вновь
и вновь выходил на подмостки, презирая насмешки зрителей и собственную
трусость. Он не знал, что ищет там, в свете прожекторов, накапливая обиду и
озлобленность. Ночами Верзила поднимался на крышу своего дома и смотрел в
небо. Ориентируясь по звездной карте, он научился узнавать созвездие Южный
треугольник, яркое свечение Креста и даже бледный треугольник Мухи. Если