"Малькольм Бредбери. Тут вам звонили, а вы... " - читать интересную книгу автора

превратилась в ухоженную светскую львицу - все это читалось между строк
рассказов, вышедших из-под ее пера ("На это Рождество мне было нечего есть -
так я осознала, что отныне я сирота, из жалости взятая в дом чужими
людьми"), - Барбара явно предпочла бы Миллингама О'Труби. И трудно
вообразить, чтобы кто-нибудь из них мог бы поладить с Норманом Бладом -
порой мы и сами ловили себя на том, что одни наши авторы нравятся нам
больше, другие - меньше. По счастью, среди них была дама, которая не могла
не вызывать любовь и симпатию у всех, кто с нею сталкивался. Да и как иначе
- вряд ли наша небольшая коммуна протянула бы столь долго, если бы не Натали
Баркер - Натали Пелам Баркер, как стала подписываться она позже, когда ее и
наши обстоятельства изменились.
Что можно сказать о Натали? Стройная кареглазая брюнетка с потрясающим
вкусом, она была автором столь трогательных любовных историй, как
"Своевременный поцелуй!" "Только для тебя!" и "Не дай ему уйти!" - историй,
где девушки бегут через пустырь и их волосы треплет ветер, архитектор
приятной наружности в тридцать пять лет остается вдовцом с пятилетней
девочкой на руках и новеньким "Мерседесом" (модель кабриолет) в гараже: все
это - с небывалым количеством восклицательны знаков. Именно Натали была той
осью, вокруг которой вращался наш мирок - мирок, начинавший причинять все
больше хлопот местному почтальону: с каждой неделей его сумка становилась
тяжелее и тяжелее. "Не понимаю, как это у вас получается: столько народу в
одной маленькой квартирке..." - мог бы сказать он, подозрительно поглядывая
на нас и протягивая нам увесистую кипу конвертов, на которых, выведенные
нашим пером, значились в качестве адресатов Норман, Джек, Милл, Питер и
Вера, Барби и Ната, - как мы привыкли звать промеж себя наших питомцев.
Однако нет никаких сомнений: именно Натали не давала всем нам разбежаться в
разные стороны - Натали с ее обаянием, Натали, никогда не терявшая веры,
даже в самые черные дни, когда отвергнутые рукописи низвергались из
почтового ящика подобно Ниагаре, а затраты на бумагу и ленту для пишущей
машинки превышали доходы от нашего предприятия.
Быть фабрикой по производству текстов - тяжкий труд. Спакс разработал
особую систему дистрибьюции нашей продукции - не менее эффективную, чем
сложившаяся в первые дни система производства, - хотя поначалу наша
эффективность была еще не столь велика. На стене над почтовыми ячейками с
написанными на них именами Нормана и Наты, Питера и Барби был прикреплен
график рассылок, отражающий все перемещения наших текстов: здесь указывались
все журналы, в которых мог быть спрос на творения наших авторов. Каждый день
каждый "автор" посылал по рассказу в один из журналов, и все мы садились
ждать, что из этого получится. Я и поныне задаюсь вопросом, постигли ли
господа английские редакторы, столь беззаветно посвятившие свое время чтению
наших опусов, истинные причины вопиющего роста их рабочей нагрузки в тот
год. Ибо, едва только рассказ возвращался (а случалось это куда чаще, чем
нам того хотелось), мы тут же переправляли его в другой журнал, а
отвергнувшим наш шедевр редакторам посылалась свежая история. Эта система
гарантировала, что на каждом редакторском столе в Англии (мне тут же
вспоминаются адреса журналов - почему бы не назвать один из них, благо,
выводить его на конвертах приходилось чаще других: "Брим Билдинг") всегда
лежал тот или иной рассказ одного из наших авторов - а порой и всех разом.
Право слово, это был нелегкий год для Королевской почты - мне говорили, что
в иных домах для престарелых бывшие почтовые сортировщики до сих пор