"Билл Брайсон. Путешествия по Европе " - читать интересную книгу автора

обоюдную жертву гостеприимству. Потом он отвез меня к маленькому отелю в
центре города, который, возможно, и был когда-то хорошим, но теперь его
освещали голые лампочки, а управлял им человек в застиранной майке. Он
провел меня по длинному коридору, по каким-то лестницам и холлам, и оставил
у двери большой комнаты. В ней были голые полы, в сумраке угадывался стул с
тонким полотенцем на спинке, раковина с отбитой эмалью, несуразно большой
шкаф и громадная дубовая кровать, которую не смогли сокрушить сто пятьдесят
лет бурного секса.
Я сбросил рюкзак и повалился на постель, не снимая ботинок. Потом я
понял, что выключатель лампочки в двадцать ватт, едва различимой где-то под
потолком, находится на другом конце комнаты, но слишком устал, чтобы встать
и выключить свет. Единственно, на что у меня хватило сил - это подумать,
нашел ли мой религиозный фанатик комнату, или трясется где-нибудь на
парковой скамье в Люксембурге, натянув запасной свитер и натолкав в джинсы
для тепла старых номеров "Люксембургер Цайтунг".
- Надеюсь, что так, - пробормотал я и провалился в одиннадцатичасовой
сон.
Несколько дней я провел, бродя по лесистым холмам Арденн и привыкая
понемногу к рюкзаку. Каждое утро, взвалив его себе на спину, я стоял
какое-то время, пошатываясь, будто меня огрели дубиной по голове. Тем не
менее он эффективно восстанавливал мою спортивную форму. Не знаю, чувствовал
ли я себя когда-нибудь таким бодрым, как в эти три или четыре дня на юге
Бельгии. Мне было двадцать лет, я был свободен и жил в совершенном мире.
Погода стояла хорошая, веселые зеленые окрестности были усеяны маленькими
фермами, а вдоль дороги, по которой машины проезжали раз в год, бродили гуси
и куры.
Когда я забредал в какую-нибудь полусонную деревню, два или три старика
в беретах, сидящие у дверей пивного бара с кружками, молча наблюдали за мной
и отвечали на мое жизнерадостное "Bonjour!" едва заметным кивком. По
вечерам, когда я, отыскав комнату, заходил в местное кафе почитать книгу и
выпить пива, я снова получал эти крохотные кивки головой от десятка людей,
что воспринимал в своем энтузиазме как знак уважения и признания. В упоении
я даже не замечал, что они отодвигались от меня, когда, после семи-восьми
стаканов пива, я пристраивался к одному из сидящих за столом и бормотал со
всей приветливостью единственную французскую фразу, запомнившуюся со школы:
"Je m'appele Guillaume. J'habite Des Moines" (Меня зовут Гийом. Я живу в Де
Муане).
Так проходило лето. Я четыре месяца болтался по всей Европе, побывал в
Великобритании и Ирландии, проехал через Скандинавию, Германию, Швейцарию,
Австрию и Италию, не переставая искренне изумляться увиденному. Это было мое
самое счастливое лето. Мне так понравилось в Европе, что, вернувшись домой,
я вытряхнул содержимое рюкзака в мусоропровод и немедленно начал готовиться
к следующей поездке будущим летом. В нее я взял с собой школьного приятеля
по имени Стефан Кац, что было с моей стороной серьезной ошибкой.
Кац был такой человек, который, как раз в то время, когда вы пытаетесь
уснуть в темном номере, начинает пространно и во всех подробностях
живописать, как бы он сейчас трахнул симпатичную блондинистую нимфетку, если
бы она была, прерываясь только затем, чтобы объявить о предстоящей газовой
атаке словами: "Во-от, хороший накатывает... Ты готов?" - а пёрнув, как
судья на соревнованиях по фигурному катанию давал оценку своему залпу по