"Билл Брайсон. Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого Мира " - читать интересную книгу автора

меня, при ближайшем рассмотрении состав во всех оказался одинаковый) и,
пока шапка пенных пузырьков медленно поднималась к уровню трех футов
над поверхностью воды, вернулся в комнату и приступил к занятию,
привычно поглощающему всех одиноких путешественников: тщательно и
вдумчиво разбирал рюкзак, раскладывая мокрые вещи - на батарею,
чистые - на кровать с такой аккуратностью, будто собирался на первый
школьный бал, дорожный будильник, часы и чтиво - на столик у кровати в
безупречном порядке, лампочку над кроватью - повернуть поуютнее и
приглушить; и наконец, с восторженным воплем и хорошей книжкой в руках
надолго нырнул в пену такой пышности, какую увидишь, пожалуй, только в
фильмах Джоан Коллинз.
Потом, в свежем наряде, окруженный колдовским ароматом роз, я ввел
себя в просторный и пустой обеденный зал. Меня проводили за столик, где
бумажные салфетки были сложены цветочком в винном бокале, солонка и
перечница из нержавеющей стали покоились в лодочке той же стали, масло
в масленке было старательно вырезано зубчатыми колесиками, а в
узкогорлой вазе торчал пучок искусственных лилий. Все эти финтифлюшки
сразу поведали мне, что еда будет не из лучших, зато подают здесь с
отработанной пышностью. Я закрыл глаза, просчитал до четырех и не глядя
протянул руку, попав прямо в корзинку с булочками, подставленную
услужливым официантом. Должен сказать, мой опыт и точный расчет
произвели на него впечатление и сразу дали понять, что он имеет дело с
испытанным путешественником, который легко найдет дорогу в разнообразии
зеленых супов-пюре, овощей, поданных со своей ложечкой каждый, и
кружочков задубелой кожи, гордо поименованных "ветчинными медальонами".
Появились еще трое посетителей: довольно округлые отец и мать и
совсем уж шарообразный подросток-сын. Официант предусмотрительно
посадил их так, чтобы мне было удобно производить наблюдения, не
вертясь и не вытягивая шею. Смотреть, как люди едят, всегда интересно,
но нет ничего интереснее зрелища троицы набивающих рты толстяков.
Любопытно, что даже самые жадные и прожорливые толстяки - а сидящее
передо мной трио явно относилось к чемпионам по обжорству - за едой
всегда имеют недовольный вид. Можно подумать, они выполняют давно
наскучившую обязанность перед своим брюхом. Пока есть еда, они
склоняются над ней и ложками забрасывают в себя, а в перерыве между
блюдами сидят, скрестив руки на животах и озирая помещение, и ведут
себя так, будто сидящие рядом им не представлены. Но подкатите к ним
тележку со сластями, и все изменится. Они азартно закурлычут, и занятый
ими угол комнаты сразу наполнится звуками оживленной беседы. Так было и
в этот вечер. Мои сотрапезники поглощали провизию с такой скоростью,
что вдвое обогнали меня и, к моему нескрываемому ужасу, сожрали
последние остававшиеся на тележке профитроли и шварцвальдское
печенье-гато. Я заметил, что мальчишка взял себе двойную порцию того и
другого - жадный поросенок!
Мне осталось выбирать между водянистой сладкой мелочью, меренгами,
которые взрываются, как праздничные хлопушки, едва к ним прикоснешься
ложкой, и пудингом со сладкой масляной пропиткой, а тем временем
пузатое трио прошествовало мимо моего столика, и подбородки у них
блестели от шоколада. Я ответил на их вежливые сытые улыбки
кременно-твердым взглядом, предупреждавшим больше со мной не шутить.