"Михаил Брайчевский. Утверждение христианства на Руси " - читать интересную книгу автора

Балканах и в Италии. Таким образом, рассказ Прокопия - свидетельство если не
очевидца описываемых им событий, то человека, который черпал сведения из
первых рук. В частности, со славянами Прокопий, наверняка, встречался лично.
Потому его сообщения о наших предках, об их религиозных представлениях
заслуживают особого внимания.
Прокопий пишет: "Они (анты и склавины. - М.Б .) считают, что один
только Бог, творец молний, является владыкой над всеми, и ему приносят в
жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и
вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и
когда им вот-вот грозит смерть охваченным ли болезнью, или на войне попавшим
в опасное положение, то они дают обещание: если спасутся, тот час же
принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву
то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они
почитают реки и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и
при помощи этих жертв производят и гадания..." [Proc. BG., III, 14, 23-24;
см.: 512, с. 297].
Приведенный отрывок пользуется большой популярностью среди
исследователей [206, с. 121-123; 412, с. 304; 524, с. 327; 584, с. 268 и
др.]. Никаких дискуссий он не вызвал; все комментаторы уверены, что речь
идет только о языческих верованиях. Бог-громовержец, конечно,
отождествляется с древнерусским Перуном; о "нимфах" и "всяких других
божествах" уж и говорить не приходится. Однако внимательный анализ
произведения Прокопия заставляет критически отнестись к распространенной
точке зрения.
Во-первых, относительно его рассуждений о судьбе и ее фатальной функции
в жизни человека. Эта сентенция выглядит как укор славянам, которые наивно
верят в способность человека активно влиять на ход событий, не зависящих от
их воли. Укор - со стороны автора, твердо стоящего на позиции
предопределения, скажем, грека языческой эпохи, когда персонифицированная
судьба (Мойра, Ананке) занимала достойное место в общей идеологической
концепции. Но Прокопий жил в VI в., когда христианство не просто получило
признание в византийском обществе, а было официальной государственной
религией; поэтому в устах православного христианина цитируемое заявление
неминуемо приобретает совершенно иной смысл.
Мы не будем подробно рассматривать чрезвычайно сложную проблему
предопределения в раннехристианской философии. Эта идея несовместима с
главной христианской доктриной - интерпретацией земного существования
человека как испытания перед вечной жизнью в потустороннем мире. Однако
последовательное применение тезиса о всемогуществе бога вело к определенного
рода уклонам. Именно в V-VI вв. среди раннехристианских идеологов
развернулась довольно острая дискуссия по этому поводу (полемика Августина
против Пелагия и его последователей). Правда, споры охватили главным образом
западные епархии (Галлия); Константинополь оставался на твердых позициях
индетерминизма и свободы воли (концепция Логоса, то есть свободы).
Проблема предопределения (как она стояла во времена Прокопия) имела
специфическое содержание детерминированной склонности ко злу, то есть
изначальной обреченности тех или иных людей на вечные адские муки. Проблемы
земной жизни она не касалась.
В конечном итоге, идея о возможности человека как-то повлиять на
позицию высшего божества не чужда христианству. Идея жертвы подверглась