"Мариан Брандыс. Адъютант Бонапарта (Историческая повесть) " - читать интересную книгу автора

уже в первые годы Большого сейма Юзсф Сулковский не уступал в социальном
радикализме самым левым из сторонников Коллонтая.
Михал Суходолец, живший в Варшаве вместе с Юзефом, запечатлел в своих
записках одно незначительное событие, довольно, по-моему, характерное для
настроений деклассированного "господина кавалера". Речь идет об истории с
Ионинским, которого я упоминал уже дважды.
15 июня 1789 года в результате обвинения, предъявленного камергером
Войцехом Турским, впоследствии яростным парижским якобинцем, был арестован
по решению сейма как предатель родины, ответственный за ее раздел, великий
коронный подскарбий князь Адам Ионинский. Сторожить узника было поручено
офицерам полка Дзялынских.
Бывший мальтийский командор одним из первых нес караул у камеры бывшего
великого приора. Могло бы казаться, что положение молодого офицера должно
быть довольно щекотливым. Ионинский всегда проявлял к нему явное
расположение, принадлежал к ближайшим друзьям князя Августа, часто бывал в
Рыдзыне, принимал парады "господ кавалеров" и наверняка не раз хвалил дона
Пепи во время обедов. Кроме того, общественное мнение в отношении ареста
Ионинского тогда еще не было единодушным. Во многих магнатских дворцах, в
том числе и во дворцах князей Сулковских, очень не хотели, чтобы дело
дошло до сеймового суда над изменником, так как продажный подскарбий
грозил притянуть к ответственности и остальных соучастников.
Но все эти обстоятельства, можно сказать, совершенно не повлияли на
ослабление караульного рвения молодого Сулконского. Наоборот, он оказался
куда бдительнее и усерднее всех своих товарищей. Заступив в караул, он
провел тщательный осмотр тюрьмы и убедился, что она не гарантирует полной
надежности. Поэтому он составил подробный план, обозначив стрелками пути
возможного бегства, затем подал этот план вместе с экстренным рапортом
командованию полка. Но донесение не имело никаких последствий, о чем,
вероятно, постарались друзья заключенного, среди которых были такие
политические тузы, как великий коронный гетман Ксаверий Браницкий. Спустя
несколько дней два других офицера во время несения караульной службы
обратили внимание на странную тишину в камере Полянского. Когда они вошли,
узника там не оказалось. В постели лежала кукла из тряпок, а в стене был
пробит проход в соседнее помещение. Изменник бежал именно тем путем,
который указал Сулковский.
Я не привожу этот чисто полицейский успех нашего героя как что-то
особенно выдающееся в ряду его заслуг.
Это мелкое происшествие я считаю только доказательством того, что
рыдзынский экс-кавалер уже тогда не ощущал никаких уз со своей бывшей
средой, что он был уже решительно, как бы мы сказали ныне, по эту сторону
баррикады.
Социальный радикализм его, несомненно подкрепленный идеями Жан-Жака
Руссо, со всей силой проявился в политическом трактате "Последний голос
польского гражданина", который он написал под свежим впечатлением принятой
сеймом конституции 3 мая.
Разочарованность компромиссным характером конституции он выразил
словами из "Энеиды" Вергилия:
"Тотчас я обомлел, и голос в горле пресекся" [Перевод С. Ошерова.].
В те дни, когда вся дворянская Варшава аплодировала творцам
конституции, он писал: "О, почему у меня нет пера Тацита, чтобы явить