"Илья Яковлевич Бражнин. Мое поколение " - читать интересную книгу авторано жена напомнила, что до пенсии за выслугу лет остался всего один год.
Голос у жены был тихий, глаза жалкие, "Я ни на чем не настаиваю, - говорили эти глаза, - поступай как знаешь, но имей в виду, что у Петечки будет испорчена карьера, а Лидочка без приданого останется в старых девах". И Степан Степанович махнул рукой, разорвал прошение в клочки и бросил в мусорный ящик, вместе с растоптанным человеческим достоинством. Ночь он провел без сна, а наутро отправился сгорбясь в гимназию по проторенной годами дороге. Но это был уже не тот Степан Степанович - седогривый, осанистый, респектабельный, которого каждый день видели прямо идущим своим путем, - это был другой Степан Степанович - рыхлый, мутноглазый, пришибленный. За один месяц он постарел на десять лет и стал неузнаваем. Семиклассники были взволнованы этим происшествием едва ли меньше самого Степана Степановича. Нарочитость маневра нового директора была очевидна. Аркадий Борисович знал, что Степан Степанович ведет класс пятый год и что по издавна заведенному обыкновению он должен вести класс еще год, вплоть до выпуска. Знал он и то, что латинист, который назначался новым классным наставником, ненавистен семиклассникам. И всё же назначение состоялось. Это был прямой, рассчитанный удар. Это была война, и если начальство подвергало старого служаку унижению, то гимназисты демонстративно оказывали ему всяческое внимание и уважение. С ним здоровались с особой подчеркнутой почтительностью, а с Аркадием Борисовичем - с подчеркнутой холодностью. На уроках истории царила образцовая тишина. Хронологию, к которой Степан Степанович питал слабость, вызубривали наизусть. Даже Носырин, месяцами не заглядывавший в учебник истории, и тот вдруг заинтересовался реформами Сперанского и ответил урок на четверку. Степану Степановичу, гимназисты напали на идею преподнести ему какой-нибудь подарок и адрес с выражением сочувствия. Для этой цели выделили целую делегацию, во главе которой стал долговязый Ширвинский - неизменный организатор всяческих гимназических торжеств. Выбрали было в число делегатов и Никишина, как наиболее пострадавшего во всей истории, но Никишин наотрез отказался войти в делегацию. - Ты что, - спросил с неприятной гримасой Ширвинский, - считаешь ниже своего достоинства входить в делегацию? - Считаю чепухой, - вспылил Никишин. - Может быть, соблаговолишь объяснить? - надулся Петя Любович. - И объяснять нечего, просто не желаю иметь ничего общего с жандармами. - Позволь, но при чем здесь жандармы? - снова вмешался Ширвинский. - Они всегда при чём. - Не понимаю. В данном случае речь ведь идет о педагоге, который вёл наш класс пять лет. - Куда вел? - усмехнулся Никишин. - Что значит куда? - То и значит, что все они одним миром мазаны. - Своеобразная точка зрения, - иронически протянул Петя Любович, поправляя аккуратный пробор. - Ну что ж, как-нибудь обойдемся без вашей милости. Делегация составилась без Никишина. Был куплен в складчину зеленый сафьяновый бювар и сочинен пышный адрес. Долго спорили о том, как обставить подношение: идти ли с ним на квартиру к Степану Степановичу или провести |
|
|