"Илья Яковлевич Бражнин. Мое поколение " - читать интересную книгу автора

глаза. Он смотрит на неё не отрываясь, потом хмурится, захлопывает дневник и
кидает его на стол.
- Это нечестно, - говорит он сурово. - Я не буду с вами заниматься.
Она не может поднять глаза. Он уходит, позабыв взять книгу, за которой
пришел. Аня стоит посредине комнаты, потерянная и притихшая, закусив зубами
кончик косы. Потом она опускается на серебристую медвежью лапу и приникает
головой к твердому, угловатому черепу зверя. Медведь лежит, оскалив
клыкастую красную пасть и выстеклив мертвые круглые глаза. Аня теребит его
ухо и медленно поглаживает желтоватое плоское темя.
- Ничего ты не понимаешь, - шепчет она укоризненно, - ну ничего не
понимаешь, - и частые слезы капают на черный медвежий нос.

Глава пятая

ТОЧКА ЗРЕНИЯ

Рыбаков читал реферат о Гоголе. Гимназисты сидели, расстегнув высокие
воротники и распахнув куртки. Никишин тянул "Лаферм" номер шесть, густо дымя
и исподлобья оглядывая товарищей.
"Ишь, точно душу расстегнул вместе с курткой, - думал он, косясь на
Ситникова, - и физиономия другая, и глаза по-человечески смотрят. А за
партой сидит этаким обалдуем - будто пришиб кто".
Никишин не мог сосредоточиться на реферате. Мысли шли вразброд. То
думалось об отце - незадачливом поморе-рыбаке, то видел длинноносых куликов,
которых стрелял каждое лето, приезжая на каникулы в далекий родной Поной; то
перебирал в уме гимназические происшествия последних недель и длинные
нотации Аркадия Борисовича, когда, вызвав Никишина в свой кабинет, он
монотонно отчитывал его, поминая и о зловредной строптивости, и о тлетворном
духе заразы, и об опасных заблуждениях.
Никишин понимал, о каких заблуждениях идет речь, что искали в его
парте, и, втайне злорадствуя, молчал, догадываясь, что нравоучительное
многословие директора проистекает, видимо, от недостатка материалов, явно
уличающих Никишина в чтении запрещенных книг и в политической
неблагонадежности. Будь такие материалы в руках Аркадия Борисовича, разговор
был бы много короче и решительней.
Латинист Прокопий Владимирович - тот и сейчас уже был достаточно
решителен.
- Выставят тебя из гимназии, и с волчьим паспортом, - сказал он как-то,
уставясь в Никишина чугунными глазами.
Теперь Никишину, как и остальным семиклассникам, приходилось чаще
прежнего сталкиваться с угрюмым латинистом, ставшим их классным наставником.
Назначение Прокопия Владимировича в седьмой класс было для всей гимназии
событием не только неожиданным, но и скандальным. Степан Степанович, узнав о
своем устранении от руководства классом и получив при этом выговор из
Петербургского округа, едва не заболел от огорчения. Он было тут же собрался
ехать в Петербург жаловаться и хлопотать, но, поразмыслив, прежде написал
своему покровителю в Петербургском учебном округе, чтобы прощупать почву.
Вскоре он получил ответ, который поверг его ещё в большее уныние.
Покровителя переводили в Вятку с понижением, и он советовал ничего не
предпринимать. Написал было Степан Степанович сгоряча прошение об отставке,