"Илья Яковлевич Бражнин. Мое поколение " - читать интересную книгу автораглаза. Он смотрит на неё не отрываясь, потом хмурится, захлопывает дневник и
кидает его на стол. - Это нечестно, - говорит он сурово. - Я не буду с вами заниматься. Она не может поднять глаза. Он уходит, позабыв взять книгу, за которой пришел. Аня стоит посредине комнаты, потерянная и притихшая, закусив зубами кончик косы. Потом она опускается на серебристую медвежью лапу и приникает головой к твердому, угловатому черепу зверя. Медведь лежит, оскалив клыкастую красную пасть и выстеклив мертвые круглые глаза. Аня теребит его ухо и медленно поглаживает желтоватое плоское темя. - Ничего ты не понимаешь, - шепчет она укоризненно, - ну ничего не понимаешь, - и частые слезы капают на черный медвежий нос. Глава пятая ТОЧКА ЗРЕНИЯ Рыбаков читал реферат о Гоголе. Гимназисты сидели, расстегнув высокие воротники и распахнув куртки. Никишин тянул "Лаферм" номер шесть, густо дымя и исподлобья оглядывая товарищей. "Ишь, точно душу расстегнул вместе с курткой, - думал он, косясь на Ситникова, - и физиономия другая, и глаза по-человечески смотрят. А за партой сидит этаким обалдуем - будто пришиб кто". Никишин не мог сосредоточиться на реферате. Мысли шли вразброд. То думалось об отце - незадачливом поморе-рыбаке, то видел длинноносых куликов, которых стрелял каждое лето, приезжая на каникулы в далекий родной Поной; то нотации Аркадия Борисовича, когда, вызвав Никишина в свой кабинет, он монотонно отчитывал его, поминая и о зловредной строптивости, и о тлетворном духе заразы, и об опасных заблуждениях. Никишин понимал, о каких заблуждениях идет речь, что искали в его парте, и, втайне злорадствуя, молчал, догадываясь, что нравоучительное многословие директора проистекает, видимо, от недостатка материалов, явно уличающих Никишина в чтении запрещенных книг и в политической неблагонадежности. Будь такие материалы в руках Аркадия Борисовича, разговор был бы много короче и решительней. Латинист Прокопий Владимирович - тот и сейчас уже был достаточно решителен. - Выставят тебя из гимназии, и с волчьим паспортом, - сказал он как-то, уставясь в Никишина чугунными глазами. Теперь Никишину, как и остальным семиклассникам, приходилось чаще прежнего сталкиваться с угрюмым латинистом, ставшим их классным наставником. Назначение Прокопия Владимировича в седьмой класс было для всей гимназии событием не только неожиданным, но и скандальным. Степан Степанович, узнав о своем устранении от руководства классом и получив при этом выговор из Петербургского округа, едва не заболел от огорчения. Он было тут же собрался ехать в Петербург жаловаться и хлопотать, но, поразмыслив, прежде написал своему покровителю в Петербургском учебном округе, чтобы прощупать почву. Вскоре он получил ответ, который поверг его ещё в большее уныние. Покровителя переводили в Вятку с понижением, и он советовал ничего не предпринимать. Написал было Степан Степанович сгоряча прошение об отставке, |
|
|