"Илья Яковлевич Бражнин. Мое поколение " - читать интересную книгу автора

Софья Моисеевна вернулась к себе. Она легла, но сна не было. Она отдала
им свой сон. И это её гордость... Пускай надо одолжить на обед, но, когда в
прошлом году Илюша читал в гимназии реферат, сам директор подошел к ней. "У
вас такой способный сын", - сказал он и первый подал ей руку. А рядом с ней
стояла Бахрамеева - у неё три мучных лабаза и квартал домов, но у сына одни
двойки... Спрашивается, кто же из них богаче?
Софья Моисеевна выпрямилась в кровати и широко раскрыла глаза. Может
быть, мальчикам холодно? Она встала, снова вышла в столовую и прикрыла ноги
сыновей старой клетчатой шалью. Из-под подушки Илюши упала на пол
тетрадка... Он будет утром ещё в кровати учиться... Пусть лучше поспит
лишние четверть часа.
Она отнесла тетрадь на старый комод, заменявший этажерку. Из тетради
выглянуло женское лицо - какая-то фотография, должно быть... Сердце ревниво
дрогнуло... Боже мой, зачем это? Мальчику всего восемнадцать лет. Кто знает,
что ещё там, в этой тетрадке... Торопливой рукой она нашарила на комоде
очки, взяла их и ушла с тетрадкой на кухню. Тут ей никто не помешает.
Она зажгла пятилинейную керосиновую лампу, по-стариковски далеко
отставила тетрадь и принялась пришептывать над старательно выведенными
ровными строчками. Дом молчал, наполненный тишиной и тараканьими шорохами.
Тощий голодный прусак пробежал по потолку до светлого лампового кружка и
остановился.
Отречёмся от старого мира,
Отряхнем его прах с наших ног.
Нам не нужно златого кумира,
Ненавистен нам царский чертог...
Софья Моисеевна строго выпрямилась и перевернула страницу.
Слезами залит мир безбрежный,
Вся наша жизнь - тяжелый труд...
Да. Это так. Она чихнула. Вот. Это действительно так. Слезы и тяжелый
труд. Да. А что дальше?..
Но день настанет неизбежный,
Неумолимый грозный суд!
Суд? Над ними? Этими? Ну, этого она не знает. Но она помнит
длинноволосых в косоворотках, которых приводит Геся. Ссыльных. Они говорят,
что так и будет. Они говорят. Они хотят, чтоб так было. И за это они имеют
скверную, невыносимую жизнь...
Грустно вздыхая, Софья Моисеевна перевертывала одну за другой
пожелтевшие по краям страницы: "Погибшие братья, вам вечный покой", "Красное
знамя", "Смело, друзья, не теряйте", "Машинушка", "Смело, товарищи, в ногу",
"Интернационал", "Из страны, страны далекой", "На баррикады".
Многие строки этих запрещенных песен были знакомы Софье Моисеевне. В
девятьсот пятом году их пели на улицах рабочие во время демонстраций. Над
поющими трепетали красные флаги... Значит, теперь эти песни дошли и до таких
вот гимназических тетрадочек...
И они уже занимаются политикой. Ну да - вот на последних страницах
старательно переписана "Программа социал-демократической рабочей партии". А
вот и воззвание какой-то организации "учащихся средних учебных заведений г.
Петербурга"... Сперва, значит, Петербург, а потом Архангельск.
Софья Моисеевна грустно вздохнула и покачала седеющей головой. Таракан,
пригретый, ринулся вниз и упал прямо в ламповое стекло. Язычок огня дрогнул,