"Илья Яковлевич Бражнин. Мое поколение " - читать интересную книгу автора Софья Моисеевна вернулась к себе. Она легла, но сна не было. Она отдала
им свой сон. И это её гордость... Пускай надо одолжить на обед, но, когда в прошлом году Илюша читал в гимназии реферат, сам директор подошел к ней. "У вас такой способный сын", - сказал он и первый подал ей руку. А рядом с ней стояла Бахрамеева - у неё три мучных лабаза и квартал домов, но у сына одни двойки... Спрашивается, кто же из них богаче? Софья Моисеевна выпрямилась в кровати и широко раскрыла глаза. Может быть, мальчикам холодно? Она встала, снова вышла в столовую и прикрыла ноги сыновей старой клетчатой шалью. Из-под подушки Илюши упала на пол тетрадка... Он будет утром ещё в кровати учиться... Пусть лучше поспит лишние четверть часа. Она отнесла тетрадь на старый комод, заменявший этажерку. Из тетради выглянуло женское лицо - какая-то фотография, должно быть... Сердце ревниво дрогнуло... Боже мой, зачем это? Мальчику всего восемнадцать лет. Кто знает, что ещё там, в этой тетрадке... Торопливой рукой она нашарила на комоде очки, взяла их и ушла с тетрадкой на кухню. Тут ей никто не помешает. Она зажгла пятилинейную керосиновую лампу, по-стариковски далеко отставила тетрадь и принялась пришептывать над старательно выведенными ровными строчками. Дом молчал, наполненный тишиной и тараканьими шорохами. Тощий голодный прусак пробежал по потолку до светлого лампового кружка и остановился. Отречёмся от старого мира, Отряхнем его прах с наших ног. Нам не нужно златого кумира, Ненавистен нам царский чертог... Слезами залит мир безбрежный, Вся наша жизнь - тяжелый труд... Да. Это так. Она чихнула. Вот. Это действительно так. Слезы и тяжелый труд. Да. А что дальше?.. Но день настанет неизбежный, Неумолимый грозный суд! Суд? Над ними? Этими? Ну, этого она не знает. Но она помнит длинноволосых в косоворотках, которых приводит Геся. Ссыльных. Они говорят, что так и будет. Они говорят. Они хотят, чтоб так было. И за это они имеют скверную, невыносимую жизнь... Грустно вздыхая, Софья Моисеевна перевертывала одну за другой пожелтевшие по краям страницы: "Погибшие братья, вам вечный покой", "Красное знамя", "Смело, друзья, не теряйте", "Машинушка", "Смело, товарищи, в ногу", "Интернационал", "Из страны, страны далекой", "На баррикады". Многие строки этих запрещенных песен были знакомы Софье Моисеевне. В девятьсот пятом году их пели на улицах рабочие во время демонстраций. Над поющими трепетали красные флаги... Значит, теперь эти песни дошли и до таких вот гимназических тетрадочек... И они уже занимаются политикой. Ну да - вот на последних страницах старательно переписана "Программа социал-демократической рабочей партии". А вот и воззвание какой-то организации "учащихся средних учебных заведений г. Петербурга"... Сперва, значит, Петербург, а потом Архангельск. Софья Моисеевна грустно вздохнула и покачала седеющей головой. Таракан, пригретый, ринулся вниз и упал прямо в ламповое стекло. Язычок огня дрогнул, |
|
|