"Андре Бретон. Надя " - читать интересную книгу автора

оркестре которого в свое время мы вместе с Жаком Ваше й о расположились
поужинать, раскрыли банки, нарезали хлеб, откупорили бутылки и стали
разговаривать - громко, как за столом, - к великому изумлению зрителей,
которые даже ничего не осмеливались возразить.

"Театр Модерн", что в глубине ныне разрушенного проезда Опера, как
нельзя более отвечал моему идеалу, к тому же его пьесы отличались,
прекраснейшей, на мой вкус, ерундистикой. Смехотворная игра актеров, которые
имели лишь очень приблизительное представление о ролях и, едва заботясь о
партнере, были всецело заняты тем, чтобы завязать знакомство с кем-нибудь из
публики, насчитывающей самое большее человек пятнадцать, производила на меня
впечатление фоновой декорации. Но как определить обретаемый здесь образ меня
самого, образ столь мимолетный и тревожный, образ, который поддерживает
меня, придает особую цену гостеприимству этого зала с большими обшарпанными
зеркалами, украшенными снизу серыми лебедями, что скользят в желтых
тростниках, и с зарешеченными ложами, таким ненадежными, совершенно
лишенными воздуха, света; здесь во время Зрелища между вашими ногами шныряют
крысы, и вы рискуете сесть в кресло с продавленным сиденьем или вообще
опрокинуться! А между первым и вторым актом, ибо ожидать третьего было бы
слишком большой снисходительностью, как передать те глаза, что видели
совершенно реально "бар" на первом этаже, подобно темной, с непроницаемыми
сводами "гостиной на дне озера"п. Я часто наведывался сюда, и, пройдя через
все ужасы, какие только можно себе вообразить, я вспоминаю один абсолютно
чистый куплет. Его пела необычайно красивая женщина:

199

"Открою будущему я Дверь дома сердца моего. О прошлом больше не скорбя,
Мой дивный муж, войди в него*".

Я всегда немыслимо желал встретить ночью в лесу прекрасную и обнаженную
женщину или, точнее, я немыслимо сожалею - однажды высказанное, такое
желание уж больше ничего не значит - что так никогда и не встретил ее. Не
такой уж бред - предположить подобную встречу: она вполне вероятна. Мне
кажется, все внезапно остановилось бы - ах! - и мне не пришлось бы писать
то, что пишу сейчас. Я обожаю больше всего именно такую ситуацию - утратить
присутствие духа. У меня даже не было бы, я думаю, возможности и желания
убежать. (Те, кто смеется над последней фразой, - свиньи.) Однажды в прошлом
году в галереях рядом с кинотеатром Электрик Палас я наблюдал, как вечером
между рядами прохаживалась женщина - совершенно голая, в одном манто -
белая-белая. Одно это уже потрясающе. К сожалению, вовсе не отличающийся
чем-либо необычным сей угол Электрик был самым банальным местом дебошей.

Но воистину опуститься в подземелье духа, туда, где уже не возникает
вопроса, падает или встает ночь (следовательно, день?), для меня это значит
вернуться на улицу Фонтен, в "Театр Двух Масок", который уступил с тех пор
место кабаре. Бравируя равнодушием к подмосткам, я как-то раз зашел туда,
поверив, что исполняемая пьеса не может оказаться дурной - так озлоблена
была против нее критика, требовавшая даже запрещения. Среди самых плохих
спектаклей в жанре гран-гиньоль 12, составлявших весь репертуар этого зала,