"Тадеуш Бреза. Стены Иерихона (роман, послевоенная Польша)" - читать интересную книгу автораТон научного доклада, который читается в салоне. Вот так!
Ельский вздохнул. И, как бы пытаясь пощупать пальцами, он сам себе демонстрировал, сколь тонка материя, о которой он фантазирует. Ельский поморщился. Да! Решительно так. Из речей вытравить всякий след солдатских столовок, митингов, съездов. На этом вырастает общественный деятель, но государственному мужу такое не к лицу! Афоризм этот принадлежал Дикерту, который в некоторых вещах разбирался отменно. Он никогда не терялся. И что самое главное-всегда готов помочь. Это уже половина карьеры. Остальное сделает время, а вернее, возраст, когда человек сам превращается в покровителя, занимая место, оставленное стариками. Искусство дозревания-это умение наследовать! Вот в чем штука. Ельский снова склонился над карикатурой. Любопытно, прячет ли он где-нибудь и еще одну, изданную нелегально, на которой он был изображен палачом. Она называлась: "Наши властители". Двадцать четыре портрета, впрочем, рисунок плох, печать неважная, одна грязь, брошенная на государственный Олимп. По большей части далеко от правды, исключение-Черский, где правдой была тень его жертвы, труп Ольгерда Смулки. Ельский отвернулся. - Взяток не добрать. - Черский признался, что проиграл, положил остававшиеся карты на стол и предался поздним сожалениям. - Еще бы раз прикупить! Двумя спичками он поправил свечу. - Может, сигарету? Ельский закурил. Придвинул свой стул. Посмотрел, что получил Черский. - Маленький шлем. - Черский заставил партнера встать. - Довольны, а? Тот пробурчал: - Карты, можно сказать, грудастые. Но Черский почувствовал, что тот пальнул это, хотя сам и сомневался в чем-то. Заторопился, раздвинул его карты, задумался на минуту и не нашел ничего лучшего, как промолчать. Что-то явно было не так, как нужно. Ельский поглядывал на его растерянное лицо и понял, что положение неважнецкое. Лицо Черского могло бы показаться прекрасньм в гневе, если бы не тень страха, а выражение, близкое к глубокой задумчивости, смазывалось бегающими глазками. Да! Не очень удачное лицо! Ельский еще раз оглядел его. Да! Сразу же уставшее от мучащих его страстей, можно сказать: почтенное, если бы не было одновременно и спесивое, хитрое с налетом пройдошества, окрашенное интересом отчасти к заседаниям, а главным образом к танцевальным площадкам. Вдобавок Черский хоть и пил, но не так шумно, как некоторые его коллеги. Знал норму. Это правда. Хоть это и была норма, близкая к алкоголизму. Чего же ждать от таких людей. Все, что они сделали, - наверняка страшно много. В мае, так это расценивал Дикерт, в политическом смысле мы перешли от трехполки к трактору. Вот если бы еще и сам переход совершился в политических рамках! Последний ли это набег в Польше? Может, это реванш от избытка крови, под влиянием которого поляк не раз рубился с поляком, дабы затем вместе с оглушенным потом соперником все запить всеобщим "возлюбим друг друга!"? А может, одна только озлобленность? Взрыв оскорбленного честолюбия?! Старых |
|
|