"Тадеуш Бреза. Стены Иерихона (роман, послевоенная Польша)" - читать интересную книгу автора

Коли у него есть убеждение, зачем же ему факты, князь поморщился, но
промолчал. Ельский упоенно продолжал:
- Знаю, если бы разошлась весть о нашем сегодняшнем официальном
мероприятии, поднялась бы страшная буря. Вавель, кричали бы. Варшавский
собор, Лазенки! Может еще, на гроб крест независимости с мечами? Назло
правительству. Из строптивой симпатии к осужденному. "~~
Ксендз ждал обещанного автомобиля из Бреста. Ему не сиделось в доме, и
он отправился к костелу, но последние слова заставили его вздрогнуть.
- Я согласился похоронить, - прошептал он, - раз у вас, господа, есть
согласие епископа. Но что нехорошо, то нехорошо.
Хоронить человека тайком. Ночью.
Все это тревожило его. Могло ли подобное дело быть чистым.
О таком никто никогда и слыхом не слыхивал! Как же тут пришлось
поломать голову его превосходительству. А может, его обо всем и не
информировали. Ходить во тьме к могилам, это же прямо язычество какое-то.
Он почувствовал в Медекше родственную душу, потому обратился к нему:
- Раз уже не захотели его здесь принять по-христиански, зачем же вообще
нужно было его привозить в Польшу.
Но князь не слушал, задумался, сморщился. Осужденный, думал он, вот
самое верное слово. Судьба толкнула его на скамью подсудимых. Да! Но будем
ли мы судить его? Кто же так высоко вознесся над историей, что
почувствовал себя вправе карать?
Понял ли человек, который принял решение, что он сделал, нарушив
исключительные права помазанника божьего, дарованные ему народом?
Превратив королевскую особу в лицо малозначительное, дабы лишить права на
публичные похороны. Кто же столь смело осудил ее?
И он взволнованно заговорил:
- Народ ничего не знает. Может, надо было этот гроб провезти по всей
стране, - размышлял он вслух, - и послушать, будут ли люди эти останки
проклинать или же склонят перед ними головы в знак почтения к былой
королевской власти. И глас народа подсказал бы, как поступить.
Черский рассмеялся. Для него вся эта история именно потому не казалась
серьезной, что в ней был замешан король. Этого достаточно, чтобы провалить
все дело. Хохотал он от души.
- Возить его, - пожал он плечами, - может, ему еще и "дзяды"
организовать. На перекрестках дорог вызывать его дух, и пусть сельский
сход судит. Вот уж был бы настоящий театр.
- Чистая комедия! - возмущенный староста присоединился к Черскому.
Князь почувствовал себя задетым за живое.
- А наша роль здесь? - сердито спросил он. - Не из балагана ли? Все
это, вместе взятое, напоминает мне скверную шалость. И не столько
приговор, сколько небрежение. Не рановато ли, господа, вы демонстрируете
свое презрение? Я бы побоялся.
- Но чего? - разволновался Ельский.
- С таким высокомерием, с такой жестокостью затолкнули этот гроб в
захудаленький склеп, что я опасаюсь судьбы, не сыграет ли она шутки, не
повернет ли против гордецов меч, который они подняли.
Ветер нагнал облака, закрыв луну. Шум деревьев глушил голоса.
Приходского священника отыскал огромный, лохматый пес, видно он что-то у
него клянчил. Идти в дом? Ельский смолк. Спор может еще разгореться! Отец